Хозяин судьбы
Шрифт:
И я содрогнулся и спрятал лицо в ладонях, потому что теперь, когда мое мужество возвращалось по капле, я понял, что это последнее и самое жестокое сновидение бесполезно: я уже пересек океан и никогда больше не вернусь по его водам, я навсегда отрезал себя от мира нормальных мужчин и женщин. Ничего более не оставалось, как погрузиться в это сновидение, как я уже проделывал много раз – быстро, в надежде вскоре достигнуть Последнего Океана, который лежит за пределами всех грез.
Таковы бывают эти миги прояснения, острой тоски, которые временами прорываются сквозь туман в сознании всех жертв наркотиков – необъяснимые и недостижимые…
Итак, я вернулся к своим бессмысленным грезам, к фантасмагории иллюзий; но время от времени, точно острие меча, вспарывающее туманную завесу, сквозь высокие горы, низкие долины и глубокие моря проникал блеск темных глаз и гладких волос, точно полузабытая музыка.
Вы спросите, каким образом я, Стивен Костиген, американец с разносторонними знаниями и не чуждый культуре, дошел до того, что валяюсь в грязном Притоне лондонского Лаймхауза? Ответ прост: нет, никогда я не предавался изнуряющим оргиям и не искал новых ощущений на таинственном Востоке. Ответ заключается в одном коротком слове: Аргонн! Боже, что за бездны и высочайшие пики ужаса скрываются в этом словечке! Контужен разрывом снаряда, ранен осколками.
Бесчисленные дни и ночи, не имеющие конца, ревущая адская красная пропасть над ничейной землей, где я лежал, простреленный и пронзенный штыком, и моя искромсанная плоть сочилась кровью. Тело мое исцелилось – не знаю уж, каким чудом, но мозг так и не пришел в порядок.
И скачущие языки пламени вместе с тенями, колышущимися в измученном сознании, заставляли меня опускаться все ниже и ниже по ступеням деградации, и я превращался в жалкое ничтожество, пока не оказался наконец в Храме Грез Юн Шату, где утопил свои алые видения в других снах… которые позволяют опускаться в самые глубокие ямы ада или подыматься на безымянные вершины, где звезды превращаются в блистающие алмазы.
Нет, мои видения не были животным бредом пьяницы. Я достигал недостижимого, стоял лицом к лицу с неизведанным и познавал неразгаданное в космическом покое. И был до известной степени доволен, пока отполированные до блеска волосы и алые губы не отшвырнули прочь мою вселенную грез и не заставили меня содрогаться над ее развалинами.
Глава 2
Хозяин судьбы
Тот, Кто тебя швырнул на это Поле,
Он знает все об этом! Знает! Знает!
Чья-то рука грубо тряхнула меня, когда я в истоме расставался со своими последними видениями.
– Тебя Хозяин требует! Поднимайся, свинья!
– Пошел он ко всем чертям, твой хозяин! – Хассима я ненавидел и боялся.
– Вставай, не то больше не получишь гашиша. – Эта угроза заставила меня содрогнуться и вскочить на ноги.
Я следовал за громадным негром по комнатам в задней части здания, где на полу валялись жалкие одурманенные люди; он едва не наступал на них.
– Свистать всех наверх! – рявкнул какой-то матрос на койке. – Всех наверх!
Хассим распахнул очередную дверь и жестом велел войти. Никогда прежде я не проходил через эту дверь, однако всегда полагал, что она ведет в личные покои самого Юн Шату. Но меблировка этой комнаты состояла только из простой кровати, бронзового идола, перед которым курились благовония, и массивного стола.
Хассим бросил на меня зловещий взгляд и ухватился за стол, как будто собирался сдвинуть его с места. Стол легко повернулся, и вместе с ним повернулась секция пола, и открылся потайной люк. Вниз, в темноту, вели ступени.
Хассим зажег свечу и властным жестом приказал мне спускаться. С равнодушной покорностью наркомана я так и поступил, а он двинулся следом, плотно закрыв за нами люк при помощи железного рычага. Мы спускались в полутьме по шатким ступеням, я насчитал их девять, а может десять. Затем мы очутились в узком коридоре.
Здесь Хассим снова пошел впереди, держа свечу в поднятой руке. Я с трудом различал стены этого пещерообразного тоннеля, но понял, что он неширок. Мерцающий свет показывал, что в коридоре нет никакой мебели, кроме ряда странных на вид сундуков, стоявших у стены. Я предположил, что в них хранят опиум и другие наркотики.
Непрерывно слышались какие-то шорохи и постукивание, как будто кругом двигались живые существа, а в тенях то и дело посверкивали красные глазки, – в этом Притоне кишмя кишели огромные крысы, которые, как известно, наводняют весь портовый район Лондона.
Внезапно мы приблизились к концу коридора, и перед нами из темноты снова возникли ступеньки. Хассим повел меня наверх, а там четыре раза стукнул в деревянный молоток. Открылась потайная дверь, на нас устремился поток неяркого света.
Хассим вытолкнул меня наверх, и вот я стою, помаргивая от изумления. Подобной обстановки я не видал даже в самых неистовых полетах фантазии. Я оказался в джунглях, кругом росли пальмы, в их ветвях извивались мириады совершенно живых на вид драконов. Когда мои глаза привыкли к свету, я понял, что не перенесся на другую планету, как мне показалось сперва. Искусственные деревья стояли в больших кадках, а драконы были изображены на тяжелых коврах, покрывающих стены.
Сама комната показалась невероятно громадной. Густой дым, желтоватый и похожий на туман тропического леса, висел кругом и не давал разглядеть потолок. Присмотревшись, я понял, что дым идет от алтаря, расположенного слева от меня, у стены. Я невольно вздрогнул. Сквозь колыхания шафранового тумана на меня в упор смотрели два огромных сверкающих неживых глаза. С трудом угадывались туманные очертания чудовищного идола. Я в тревоге огляделся, заметил восточные диваны, кушетки и непонятную утварь, а затем мой взгляд перестал блуждать и остановился на деревянной ширме, находившейся прямо передо мной.
Я не мог проникнуть взором сквозь нее, но ощущал, как сквозь лакированное дерево мое сознание опаляют глаза, которые, казалось, вонзились мне в самую душу. От этой странной ширмы, украшенной непонятной резьбой и омерзительными рисунками, исходила загадочная злая аура.
Хассим склонился перед ширмой в глубоком поклоне, затем, не произнося ни слова, отступил и скрестил руки на груди, застыл подобно статуе.
Внезапно гнетущее молчание нарушил голос:
– Ты, превратившийся в свинью! Хотел бы снова стать человеком?