Хозяин Вселенной
Шрифт:
«Ты на грани нервного срыва, Рома. Лети за мной!»
Наверное, привычка беспрекословно и чётко отрабатывать мысленные команды контролёра ситуации въелась в меня намертво, поскольку спустя секунду я осознаю, что уже лечу.
«Ира, Ир… Мне не догнать тебя сегодня», — я действительно ощущаю смертельную усталость. Лечь бы и лежать, лежать… перестать двигаться, перестать дышать…
«Догнать. Ты можешь. Ты должен!»
Я внезапно ощущаю жгучий стыд. Рассопливился, биоморф несчастный? Как какой-нибудь клерк в конторе на планете Земля, который вымещает неудачи по службе на своих домашних. Я страдалец, и все кругом пусть страдают… А ну-ка!
«Раз должен, тогда держись!»
Крылья со свистом рассекают воздух. Я лечу вперёд по прямой, как не летал ещё никогда. Ирочка маячит прямо передо мной, круто поднимаясь в небо, без всяких игривых увёрток, и я чувствую-ощущаю — она тоже работает крыльями изо всех сил. Без всяких скидок на то, что муж устал и плохо себя чувствует.
Ночное небо впереди уже клубится тучами, против непроглядной темени которых бессилен призрачный свет Великой звезды. Огненный зигзаг молнии прорезает тьму, и тут же, словно это был сигнал, Великая звезда гаснет, скрывается в тучах. Я вдруг осознаю, что мы летим прямо в чрево грозового облака.
«Мы летим на грозу».
«Да, Рома!»
Воздух, насыщенный электричеством, и неповторимое чувство близящейся смертельной опасности приглушают все остальные чувства. Ноздри мои раздуваются — как в бою. А ну!
Новая вспышка молнии, и спустя несколько секунд нас настигает раскат грома. Расстояние между грозовой тучей и нашей парой стремительно сокращается.
«Не бойся ничего!»
«Я и не боюсь!»
Новая вспышка молнии, удар грома бьёт по ушам. И тут же на нас обрушивается стена ливня. Поток воды сбивает, тянет вниз…
«Лететь, Рома, лететь!»
И снова въевшийся в подсознание навык мгновенно отрабатывать команды перебарывает, бросает тело на подъём. Я молочу крыльями свирепо и страшно, преодолевая давящую силу ливня. Ещё, ещё!
Ветвящиеся огненные силуэты мерцают в непроглядном мраке, вспышки вырывают из темноты смутную крылатую фигурку, летящую впереди. Я вдруг ощущаю, что ярость падающей воды ослабевает. И молнии вспыхивают уже где-то внизу, озаряя туманную толщу облака. Мы в самом сердце тучи…
«Ещё немного, Рома!»
Сердце колотится, как мотор, мне не хватает воздуха. Мы забрались очень высоко…
«Ещё чуть-чуть!»
Дождь прекращается совершенно, непроглядный мрак сменяется густо-серым сумраком. И вдруг…
Не знаю, как это вышло. Но в тот момент, когда мы с Ирочкой вырвались из туманных объятий облака, первый солнечный луч разом смёл зеленоватое сияние Великой звезды. Огненный шар, невозможно-ослепительный, торжествующе всплывает над горизонтом, заливая белоснежное море облаков неистовым сиянием, не ослабленным толщей влажной тропосферы.
— Создатель Вселенной!.. — вырывается из моей груди восхищённый возглас. И только тут я осознаю, что стальные челюсти, мёртво сжимавшие мою душу, разжались. Дикий полёт выжег горечь и кислятину, накопившуюся внутри. Если и не всю, то по крайней мере почти.
— Я люблю тебя!!! — ору я так, что без всякой телепатии меня слышно, вероятно, во всём полушарии планеты. — Я!! Тебя!! Люблю!!!
— И я тебя! — её смех разносится по всему окоёму. — А теперь — делай, как я! Домо-о-ой!
Ирочка складывает крылья и проваливается вниз, туда, где ещё ворочается туча, растратившая свою грозовую силу и оттого выглядящая сверху совершенно белой и пушистой. Я немедленно следую за супругой, воздух свистит в ушах. Ух, хорошо! Нет, правда-правда!
— Мммм… Рома…
Ирочка чуть причмокивает во сне, прижимаясь ко мне. Умаялась… Странно. Вот по идее, уж как я нынче умаялся, так вообще должен спать летаргическим сном. А нет сна ни в одном глазу. Чрезвычайная физическая нагрузка, помноженная на запредельную душевную, что-то сдвинула в моём организме, и я не чувствую сейчас ни той, ни другой. Спокойная, стеклянная отрешённость. Мудрость моей жены беспредельна. Если бы не этот дикий полёт сквозь ночную грозу, я бы сейчас растёкся медузой, наверное. Клин клином вышибают, минус на минус даёт плюс… Такое ощущение, что я могу сейчас выйти из своей бренной оболочки и наблюдать со стороны…
«Не надо, ты пока не готов к такому», — голос в голове гораздо более насыщен, чем обычный бесплотный телепатический призыв.
«Радуга?» — странно, но я даже не чувствую изумления. Такое ощущение, будто я знал о явлении свыше и ожидал…
«Выйди в холл, Рома. Здесь я опасаюсь разбудить твою семью».
Я медленно, осторожно, по миллиметру высвобождаюсь из объятий жены, выскальзываю из-под развёрнутого крыла. Только не проснись… Но Ирочка спит крепко. Я вслушиваюсь и ощущаю ровный расслабленный фон — дочура спит ещё крепче матери. Случайно ли это? Потом, потом…
В зеркалах холла многократно отражается северное сияние, совмещённое… впрочем, не стоит тратить слова на бесполезное описание. Всё равно точно не передать.
«Как я рад, что ты пришла, Радуга», — я совершенно искренен.
«И не пришла вовсе, а явилась, — я ощущаю её улыбку чеширской кошки. — А явилась потому, что ты позвал».
«Когда?» — вот теперь я изумлён. Вроде как я не звал…
В моём мозгу возникает простая и наглядная картинка — человеческий младенец обделался и ревёт, пуская пузыри. Няня спешит на рёв, дабы сменить ему подгузник. Понятненько…
«Ну и замечательно. За время работы я убедилась — первично-белковые разумные вообще понимают гораздо больше, чем кажется на первый взгляд. Твоя инь-половина умнее тебя, но то, что она сделала, всего лишь анестезия. Вопросы остались, и требуют разрешения. Поэтому я здесь. Спрашивай».
Я собираюсь с мыслями. Ну что же…
«Я пособник врага. Если бы не я, шестьдесят тысяч людей было бы сейчас живы».
«А триста миллиардов мелких зеленоватых человечков были бы сейчас мертвы. И дело тут вовсе не в арифметике. Я же вижу всё в твоей голове, Рома. Все твои мысли, мечущиеся, как рыбки в аквариуме. Над тобой довлеет ложный постулат того человека, деда Иваныча. На войне как на войне, хороший враг — мёртвый враг и всё такое прочее. Отсюда и обвинения в пособничестве».