Хозяин жизни и смерти
Шрифт:
Вот здесь-то и подкараулил его Фред.
На нем был белый медицинский халат, весь в желтых и красный пятнах результат небрежного обращения с химреактивами и коагулянтами. Он стоял в откровенно праздной позе, прислонясь плечом к выпуклой стене коридора и засунув руки глубоко в карманы; широкое, несколько грубоватое лицо выражало скуку. Всем своим видом Фред старался показать нарочитую небрежность по отношению к старшему брату.
– Привет, Рой. Подумать только, как высоко ты забрался!
– Откуда тебе стало известно, что я именно здесь буду проходить?
– Позвонил
– Бывало и потяжелее, – ответил Уолтон.
Теперь он весь напрягся, подобрался. Уверенным жестом нажал кнопку вызова лифта.
– И куда путь держишь? – поинтересовался Фред.
– Это тайна. Хотя, впрочем, если тебе так уж интересно: на очередную говорильню на высшем уровне у старика Фица.
Фред прищурился:
– Где присутствуют только самые высокопоставленные шишки вроде, например, тебя? А переброситься парой-другой слов с простым смертным у тебя найдется минутка?
– Фред, не нарывайся на совершенно ненужные тебе неприятности. Ты ведь знаешь…
– Могу себе это позволить. У меня еще есть несколько минут обеденного перерыва. Я хочу внести полную ясность в наши с тобой отношения. В коридоре установлены камеры для скрытого наблюдения?
Уолтон задумался. Насколько ему известно, камеры здесь не предусмотрены, и вряд ли кто-нибудь знал об этом больше, чем он. Тем не менее Фиц-Моэм мог установить несколько таких камер или хотя бы микрофонов для тайного подслушивания, не сообщив об этом даже своим ближайшим помощникам.
– Я не уверен в том, что их здесь нет, – признался Рой. – А в чем дело?
Фред вынул из кармана блокнот в твердой обложке и на одной из страничек начал что-то писать. И одновременно с этим он говорил:
– Что ж, рискну. Все равно рано или поздно мне пришлось бы открыться тебе. Так вот, мой коллега по лаборатории, ссылаясь на слова одного лаборанта, сказал, что будто и ты, и Фиц-Моэм являетесь тайными гершелитами. – Лоб Фреда избороздился морщинами, настолько трудно было говорить об одном и параллельно писать совершенно о другом. – Естественно, я пока не буду называть этих людей, но хочу, чтобы ты знал: я сейчас усиленно навожу справки, что за человек Фиц-Моэм, откуда он, каково его прошлое. Вполне может оказаться, что он просто-напросто трепло.
– Именно поэтому ты так опасаешься аппаратуры для скрытого наблюдения или подслушивания? – спросил Уолтон.
– Совершенно верно. Пока я предпочитаю провести собственное неофициальное расследование. – Фред перестал писать, вырвал страничку из блокнота и протянул ее брату.
Уолтон быстро пробежал ее глазами. Буквы получились неровные, корявые: требовалось проявить недюжинное мастерство, чтобы, поддерживая непринужденный разговор, затерянный для скрытой аппаратуры, суметь кратко и недвусмысленно изложить в письменной форме то, что на самом деле нужно было сказать. А в записке говорилось вот что:
«Мне известно все о ребенке Приора. Я пока буду держать язык за зубами, так что можешь не беспокоиться. Только на вздумай сделать какую-нибудь
Уолтон скомкал листок и сунул в карман.
– Спасибо за информацию, Фред, – сказал он. – Я это возьму себе на заметку.
– О'кей, братец.
Прибыла кабина лифта. Уолтон прошел внутрь кабины и нажал кнопку с цифрой «29».
За то мгновение, за которое лифт перенес его лишь на этаж вверх, он успел подумать:
«Фред, значит, решил выжидать… Он будет хранить крамольную информацию при себе как занесенный над моей головой топор… чтобы опустить его, когда из этого можно будет извлечь максимальную выгоду».
Однако в любом случае братский разговор давал определенную передышку.
Независимо от того, какими уликами располагает Фред, у Уолтона все еще оставалась возможность уничтожить содержимое соответствующей части памяти компьютера и максимально затруднить доступ к ней.
Дверь кабины открылась. Взгляду предстал длинный светящийся перечень различного рода служб, разместившихся на двадцать девятом этаже, и только в самом низу списка значилось: «Д. Ф. Фиц-Моэм. Директор».
Кабинету Фиц-Моэма предшествовал целый лабиринт небольших клетушек, в которых расположились многочисленные функционеры ВЫНАСа. Уолтон как-то попытался хотя бы поверхностно ознакомиться с организационной структурой ВЫНАСа, однако так и не выяснил ничего определенного. Идея создания такого рода учреждения зародилась в голове Фиц-Моэма добрых полстолетия назад, и все те долгие годы терпеливого ожидания, когда будет принят закон об открытии Бюро, старик любовно кроил и перекраивал организационную структуру своего детища.
В этой структуре, безусловно, было и множество недочетов, но в целом замысел Фиц-Моэма оказался вполне выполнимым – настолько выполнимым, что ВЫНАС начал функционировать сразу же после одобрения в ООН законопроекта об его организации. Многочисленные отделы, множество различных внутриведомственных органов, бюджет для которых разработан до мельчайших деталей (начиная от совершенно ничтожных расходов на канцелярские принадлежности для каждого из подразделений и кончая невообразимо огромными суммами, выделяемыми для осуществления таких грандиозных проектов, как преобразование природных условий целых планет Солнечной системы, чтобы сделать их пригодными для колонизации землянами), настолько переплелись между собой, настолько сложными оказались их связи и взаимодействие, что во всей структуре в целом разбирался только один директор.
Уолтон глянул на часы: он опаздывал уже на три минуты. Причиной этой задержки был непредусмотренный разговор с братом. Однако и Ладвиг из ООН не слыл особо пунктуальным человеком, поэтому весьма возможно, что он еще не прибыл.
Услышав шаги в приемной директора, секретарша, охранявшая вход в святая святых ВЫНАСа, отреагировала мгновенно:
– У директора крайне важное совещание, сэр. – Только после этих слов она подняла взгляд на Роя. – О, простите, мистер Уолтон. Проходите, проходите. Мистер Фиц-Моэм ждет вас.