Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры
Шрифт:
Более опытный и сдержанный, Рыков не допускал столь откровенных политических ошибок, как, например, Бухарин. Несмотря на политическое поражение, Рыков старался вести себя осмотрительно, но с достоинством. Осуждая свои прошлые ошибки в выступлениях на различных партийных собраниях, он пытался не переступить определенной грани, сохранить политическое лицо. Вынужденный проводить сталинскую политику скачков, Рыков при каждом удобном случае сигнализировал о нарастании экономических диспропорций и предлагал решения, которые объективно противоречили курсу Сталина. В Политбюро, которое состояло в основном из политических «комиссаров», Рыков единственный достаточно основательно разбирался в проблемах повседневной экономической жизни и административной практики. Это, скорее всего, также заставляло Сталина терпеть Рыкова во главе правительства. Долгие месяцы Рыков подвергался различным нападкам, обвинялся в сочувствии «вредителям» и «антипартийным элементам», но оставался на своем посту.
Непосредственную подготовку к смещению Рыкова Сталин начал осенью после XVI съезда партии. Впервые, судя по известным документам, Сталин сообщил о своем намерении убрать Рыкова Молотову в письме с юга 13 сентября 1930 г. Письмо было конфиденциальным и предназначалось пока только Молотову. «Наша центральная советская верхушка (СТО, СНК, Совещание замов) больна смертельной болезнью, — писал Сталин. — СТО из делового и боевого органа превратился в пустой парламент. СНК парализован водянистыми и по сути антипартийными речами Рыкова. Совещание замов […] имеет тенденцию превратиться в штаб […], противопоставляющий себя Центральному комитету партии. Ясно, что так дальше продолжаться не может. Нужны коренные меры. Какие, — об этом расскажу по приезде в Москву». До принятия этих «коренных мер» Сталин требовал тщательнее следить за Рыковым и правительственным аппаратом, в котором были сильны «кондратьевско-пораженческие» настроения [149] .
149
Письма И.В.Сталина В.М.Молотову, С.217.
Это письмо Сталина во многом объясняло его представление о реальной практике управления государством. Несмотря на политическую победу и овладение партийным аппаратом, Сталин чувствовал определенное противодействие своему курсу со стороны правительственных структур. В значительной степени это противодействие имело объективный характер. Поддерживаемые Рыковым, руководители экономических институтов, прежде всего финансовых органов, старались смягчить разрушительные последствия новой «генеральной линии» при помощи корректирующих решений по отдельным конкретным вопросам. Сталин чувствовал наличие этого глухого противодействия и по своей привычке возводил его в дело политического принципа и влияния чиновников-«вредителей». Особую ненависть Сталина, как видно из письма, вызывало совещание замов — совещание председателя СНК и СТО СССР и его заместителей. Создание этого рабочего органа правительства не предусматривалось Конституцией СССР. Совещание замов было образовано Рыковым и его заместителями по СНК в январе 1926 г. и в мае 1926 г. узаконено решением Политбюро. Совещание создавалось для выработки плана работы СНК и СТО СССР, составления повесток их заседаний и рассмотрения «отдельных административных вопросов, которые не нуждаются во внесении в СНК и СТО» [150] . Со временем совещание замов приобрело большое влияние. Собираясь раз в неделю в зале заседаний СНК и СТО СССР, оно оперативно решало многие принципиальные вопросы. Членами совещания замов, помимо Рыкова и его заместителей, были руководители ключевых государственных ведомств (председатель СНК РСФСР, наркомы финансов, земледелия, торговли, путей сообщения, председатели ВСНХ, Госплана, Госбанка СССР). Формально числились членами совещания Сталин, Калинин, Молотов, Ворошилов. Все распоряжения по совещанию (относительно включения в его состав новых членов, составления повесток заседания и т. д.) давал лично Рыков [151] . В существовании этой влиятельной структуры Сталин усматривал угрозу монополии власти Политбюро, в котором он уже добился безусловного большинства.
150
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 561. Л. 11.
151
ГА РФ. Ф. Р-5446. Оп. 55. Д. 2037. Л. 52–54.
Вопреки заявленному в письме от 13 сентября намерению отложить решение вопроса о Рыкове до своего возвращения в Москву Сталин решил форсировать события. Уже 22 сентября в новом письме Молотову он предложил «разрешить окончательно вопрос о советской верхушке» — убрать из Совнаркома Рыкова и его заместителя В. В. Шмидта и провести реорганизацию правительства. Сталин предлагал сократить число членов Совета Труда и Обороны, организовать Комиссию исполнения при СНК с целью проверки выполнения решений центра, а также упразднить совещание замов председателя СНК как постоянно действующий орган. Обязанности председателя СНК Сталин предложил возложить на Молотова. На этот раз Сталин просил Молотова обсудить все эти предложения «в тесном кругу близких друзей» и сообщить их возможные возражения [152] .
152
Письма И. В. Сталина В. М. Молотову. С 222–223.
Для рассмотрения письма Сталина «тесный круг», фактически фракционное совещание, от которого были отсечены значительная часть членов и кандидатов в члены Политбюро, собрался 7 октября 1930 г. По договоренности между собой («Мы здесь условились, чтобы каждый из нас написал свои соображения», — сообщал в своем письме Сталину Л. М. Каганович [153] ) каждый из участников этого узкого совещания направил Сталину собственное письмо по данному вопросу. Общий же ход обсуждения и его итоги изложил Сталину Ворошилов в письме от 8 октября [154] . Прежде всего Ворошилов сообщил о единогласной поддержке идеи смещения Рыкова: «Дольше терпеть нынешнее положение невозможно». Однако по вопросу о новой кандидатуре мнения разделились. «Я, Микоян, Молотов, Каганович и отчасти Куйбышев считаем, что самым лучшим выходом из положения было бы унифицирование руководства. Хорошо было бы сесть тебе в СНК и по настоящему, как ты умеешь, взяться за руководство всей страной», — писал Ворошилов. Далее Ворошилов постарался обосновать это предложение. Во-первых, льстил он Сталину, «в данный момент, как, пожалуй, никогда раньше, на СНК должен сидеть человек, обладающий даром стратега». Во-вторых, порядок, при котором «штаб и главное командование» находились на Старой площади (там располагался аппарат ЦК ВКП(б)) был, по мнению Ворошилова, «тяжеловесен, мало гибок и […] организационно нечеток». «Ленин, — писал Ворошилов, — и в нынешней обстановке сидел бы в СНК и управлял бы партией и Коминтерном». Стремясь предупредить возражения Сталина, Ворошилов написал о возможных препятствиях к принятию подобного решения: «Они в общем сводятся к трем группам. 1. Международные вопросы. 2. Твое личное настроение и 3. Вопросы непосредственного партруководства». Два первых пункта Ворошилов расшифровывать не стал, так и не прояснив, что он имел в виду под «международными вопросами» (скорее всего, ослабление участия Сталина в коминтерновских делах и нежелательную международную реакцию на слишком откровенную демонстрацию партийной монополии на власть в СССР). Однако хорошо ориентируясь в вопросах большой кремлевской политики и зная настроения и склонности Сталина, Ворошилов специально и достаточно подробно остановился на проблеме «непосредственного партруководства», иными словами, на угрозе отвлечения внимания Сталина от управления партийными делами. Такая угроза, признавал Ворошилов, действительно существует. Однако ее Ворошилов отвел при помощи чисто демагогического приема, вновь ссылаясь на пример Ленина: «Думаю […] нет никаких оснований полагать, что партия и ее органы на 1930 г. менее организованы, прочны (во всех отношениях) и пр., чем то было 10 лет тому назад».
153
РГАСПИ. Ф.558. Оп.11. Д.738. Л.110.
154
Советское руководство. Переписка. С. 144–145. Подробнее см. также: Еnnker В. «Struggling for Stalin’s Soul»: The Leader Cult and the Balance of Social Power in Stalin’s Inner Circle// Heller K., PlamperJ. (eds.) Personality Cults in Stalinism. Gottingen, 2004. P. 172–175; Хлевнюк О. В. Сталин и Молотов. Единоличная диктатура и предпосылки «олигархизации» // Сталин. Сталинизм. Советское общество / Под. ред. Б. С. Илиза-роваидр. М., 2000. С. 273–276.
Письмо Ворошилова отражало его точку зрения по поводу смены руководства СНК, а также его понимание позиций отдельных членов Политбюро по данному вопросу. Письма других членов Политбюро Сталину несколько корректировали картину, представленную Ворошиловым. Однозначно в поддержку идеи о «едином руководстве» («как это было при Ильиче») высказался Микоян [155] . Возможно, что столь же однозначно выступал Куйбышев, но его письмо, если оно и было, пока не обнаружено. Что касается Кагановича и Молотова, которых Ворошилов называл в числе своих сторонников, то с ними дело обстояло не столь просто. Молотов в письме Сталину от 9 октября отметил «огромные плюсы» от назначения на пост председателя СНК Сталина, особенно в условиях, когда авторитет СНК упал. Однако одновременно он выдвинул также аргументы против такого решения: Сталин не сможет как прежде руководить Коминтерном и партией (в связи с чем не исключено вообще упразднение поста генерального секретаря ЦК ВКП(б)). В конечном счете от четкого определения своей позиции Молотов ушел. «Во всяком случае этот вопрос можно и должно обсудить только вместе с тобой», — заключил он. Что касается собственной кандидатуры, то Молотов заявил демонстративный самоотвод, посетовав на свою слабость как работника и недостаточную авторитетность [156] .
155
РГАСПИ. Ф.558. Оп.11. Д.765. Л.68а.
156
РГАСПИ. Ф. 588. On. 11. Д. 769. Л. 55–58.
Столь же обтекаемым было и письмо Кагановича, который, как обычно, чрезвычайно старался угодить Сталину и фактически оставлял решение вопроса на полное его усмотрение, заранее соглашаясь с любым результатом. «Из уст партийцев зачастую можно услышать примерно такое: “Вот бы поставить Сталина, это было бы по-настоящему […]” Конечно, это было бы по-настоящему, и партия, и широчайшие массы приняли бы это как настоящее», — писал Каганович 9 октября. Однако тут же высказал свои сомнения: «Во-первых, не сузит ли это решение размаха Вашей работы в частности по коминтерновской линии и, во-вторых, во внутрипартийной жизни. Ведь в особенности в последние годы руководящая роль партии и ЦК поднялась на небывалую высоту и это, т. Сталин, без преувеличения говоря, только благодаря Вам. Основные главные стратегические маневры в хозяйстве, в политике определялись, будут и должны определяться Вами, где бы Вы ни были. Но лучше ли станет, если бы произошла перемена, сомневаюсь. Детальные вопросы хозяйства могут даже отвлечь от обозрения всего поля боя». Все это, делал вывод Каганович, заставляет «остановиться на кандидатуре Молотова» [157] .
157
Там же. Д. 738. Л. 110–111.
Более прямой и менее дипломатичный Орджоникидзе в своем письме от 9 октября высказался достаточно определенно: «Конечно, вместо Рыкова надо посадить Молотова» [158] .
Судя по письму Ворошилова, ряд членов Политбюро не приняли также предложение о создании Комиссии исполнения. «Куйбышев первый, за ним и я, и Серго высказали сомнения в целесообразности существования такой комиссии», — сообщал Ворошилов. Особенно недоволен был Орджоникидзе, который «опасается, что созданием КИ вносится некоторый элемент, ослабляющий роль РКИ (Наркомата рабоче-крестьянской инспекции, которым руководил Орджоникидзе. — О. X)».
158
Там же. Д. 778. Л. 43.
Итак, на основании этих писем можно достаточно подробно воссоздать ход встречи в «узком кругу близких друзей». 7 октября в Москве собрались шесть человек: К. Е. Ворошилов, В. М. Молотов, В. В. Куйбышев, Л. М. Каганович, А. И. Микоян и Г. К. Орджоникидзе. Другие члены Политбюро, работавшие в Москве, — Калинин и Рудзутак — находились на отдыхе (впрочем, скорее всего, они и не входили в группу «близких друзей»), С. М. Киров и С. В. Косиор, руководители Ленинграда и Украины, также были членами Политбюро, но, как обычно, редко появлялись в Москве. Рыкова, формально все еще входившего в Политбюро, по понятным причинам на встречу также не приглашали.
Открыл совещание, скорее всего, Молотов, которому и были адресованы письма Сталина. Задача Молотова заключалась в том, чтобы проявить должную «скромность» и не выказать особой заинтересованности в новой высокой должности. По этой причине Молотов больше говорил о своей неготовности занять столь высокий пост. «Он выражал сомнения, насколько он будет авторитетен для нашего брата и, в частности, для Рудзутака (Рудзутак был заместителем председателя СНК СССР. — О.Х.), но это, конечно, чепуха. Все мы будем его поддерживать, в том числе, я думаю, и Рудзутак. Если бы впоследствии мы ошиблись, тогда Рудзутака можно перевести на другую работу», — сообщал Сталину об этом эпизоде обсуждения Орджоникидзе [159] .
159
РГАСПИ. Ф.588. Оп.11. Д.778. Л.43.