Хозяин
Шрифт:
– Провинился я, у меня дочь с женой у Паука в заложниках, – хмуро пояснил парень.
– А почему целый год не могли выяснить у Васьки, у кого карта, или не знаешь?
– Почему не знаю, – опасливо поглядывая на нас, сказал щуплый. – Знаю, взяли их двоих. Один сам сдался, когда остальных перебили в перестрелке, а Васька в голову ранен был, его в бессознательном состоянии захватили. Хотели сразу кончать их, но тот, сдавшийся, рассказал про хранилище, а когда повел к нему, утоп в болоте, и половина нашего отряда в топи погибла. Васька, как пришел в сознание, так ничего и не помнил, уж его пытали, так все равно ни в какую… Потом доктор один объяснил, что Васька память потерял, амнезия называется,
– А ты откуда знаешь такие подробности?
– Я был тем стукачом, – скромно заметил он и торопливо продолжил: – Но если я не вернусь, Паук все равно начнет вас вырезать, а так, если карту принесете, то отпустит Ваську.
– И в каком месте Паук предлагает забить стрелку?
– Да на Ярмарке у тракта.
– Ладно, иди назад, скажи, что передал, – угрюмо смотря прямо в глаза щуплому, сказал я. – Рябой, проводи его до поселка. Распрягайте лошадей, пускай пасутся, а мы перекусим и подумаем, как жить дальше…
– Знаю я этого Паука, – сказал Юра, задумчиво шевеля угли прогорающего костра. – Опять дорожки пересеклись, это он нападал на наш пороховой заводик, уничтожал конкурентов, а потом и меня хотел определить в свою команду. Это ж надо, убил моего отца, по сути ограбил меня, и потом работай на него. Поэтому из Полиса я и сбежал. – Юра помолчал, как бы взвешивая свои слова, и продолжил: – Сильная у него команда, бойцов пятьсот постоянно под рукой держит. То, что вы двадцать пять человек положили, для него капля в море, он завтра с улицы еще наберет. Даже если уничтожить всю верхушку клана, хотя об этом даже думать смешно, структура останется. Необходимо разрушить материальную базу банды, а затем уже уничтожить главарей. Но это все в теории, на практике я пока не вижу, как мы своими силами справимся с ними.
– А если натравить конкурентов? – спросил я.
– Это, конечно, неплохая идея, и у меня есть кое-какие связи с их конкурентами, правда, на мелком уровне, но СБ – самая сильная банда в Полисе, их все боятся. Хотя можно попытаться переубедить конкурентов Паука, но у нас слишком мало времени.
– Ладно, будем действовать, – сказал я и приказал дружинникам запрягать лошадей и ехать на хутор, рассказать все Ефимычу.
Вечер, наша троица, то есть Митька, я и Юра, едем по дороге к Ярмарке. Ворон, запряженный в телегу, недовольно мотает хвостом, ну не нравится ему в упряжке ходить, да и вес, пожалуй, тяжеловат, нас трое да еще килограммов двести соли.
– Паук нас, верно, за дураков держит. Скорее всего, он Ефимыча по-любому отлавливать будет, а чтоб карту, не трепыхаясь, отдал, возьмет хуторских в заложники. Через поселок они теперь вряд ли сунутся, хотя ложная атака не исключена, а основной атаки придется ждать с северо-запада, – рассуждает стратег Юра.
– Ты не умничай, ты лучше рукой покажи, тогда мы скажем, смогут ли оттуда подойти люди Паука, – здраво рассуждает Митька.
Пока эти стратеги решают тактические вопросы, я думаю, что в первую очередь надо переговорить с Изей и уж потом решать, куда нам дальше: ехать в Полис или возвращаться в деревню и строить оборону поселений.
Из маленького, зарешеченного окошка Изиной лавки лился тусклый свет. Странно, старик обычно в это время в трактире заседает. Я вежливо
– Дядя Изя, открывай, это я, Степан.
Дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулся сначала ствол винтореза, затем длинный нос дяди Изи.
– А, это вы, – заулыбался старик, – проходите, проходите.
– Здорово, дядя, как живешь-можешь? – жизнерадостно пропел Митя.
– Живу хорошо, могу плохо, – старик мерзко хихикнул.
– Ты чего не в трактире? Или печень в штаны выпала, попоститься решил?
В этом весь Митя, прям до безобразия.
– Эх, молодой человек, вот когда доживете до моих лет… Впрочем, лично вам это не грозит, с вашим народным юмором, – и, построжав лицом, уже мне: – Приехали вчера, серьезные такие ребята из Полиса, сказали дней на пять, но сегодня вечером появился какой-то мелкий поц, и они, перетерев между собой, подались обратно. Я со вчерашнего дня сижу на сухомятке и даже не пью, лавку охраняю, – последнюю часть монолога Изя произнес так жалобно, что мне стало где-то не по себе (во, сам заговорил как Изя).
Но, справившись с собой, я поведал старику о делах наших невеселых и о личных планах по освобождению моего папаши. Старик внимательно выслушал меня, молча удалился в глубину лавки и, появившись через секунду, протянул мне веревку со словами:
– Степа, ты меня лучше сразу повесь. Ну, представь, приедут сюда эти поцы, и вы с ними устроите здесь маленькую войну, а где мой гешефт в этом деле? Гешефт будет заключаться в том, что дядя Изя, как пьяный артист, будет изображать из себя Александра Матросова, падая на амбразуру с криком: «Гребаный гололед!» Нет, ребята, воевать лучше на вражеской территории и с наименьшими потерями, – он немного помолчал, подумал, машинально перебирая веревку в руках, и продолжил: – Юра, ты знаешь район Рогожской заставы? – И, получив положительный ответ, дал совет: – Значит, не доезжая до бывшей кольцевой дороги, сворачивайте направо и выходите на восточный тракт, его контролируют конкуренты Паука, а около Рогожки живет Кац Борис Моисеевич, он и сведет вас с достойными людьми. Только вы должны ОЧЕНЬ убедить их помочь вам. А теперь, ребята, пошли в трактир, я жрать хочу.
В трактире в этот поздний час посетители отсутствовали, Толик помогал наводившим порядок подавальщицам, протирая столы.
– Вот, спасителя твоего привел, – буркнул с порога Изя.
– Ба, знакомые все лица! – воскликнул слегка выпивший Толик, отрывая зад от лавки.
– Юрочка, родной мой, проходи, садись, сейчас все будет в самом наилучшем виде, мангальчик растопим, шашлычки из косули организуем, а пока вот окорочок свиной копчененький, самогоночка, как слеза, – суетился трактирщик.
Юра, слегка покрасневший (ха… спаситель), первым уселся за стол, и через минуту вся мужская компания, за исключением Толика, с аппетитом трескала сочную кабанятину, запивая ее самогоном.
Слегка насытившийся Изя задумчиво прихлебывал самогон из кружки в ожидании шашлыков.
– Ты слышал (это мне), золото опять входит в цену. Когда разрушенный Полис начали осваивать по-новому, под развалинами находили хранилища с золотыми и серебряными монетами, да и в домах их оставалось немало. Применения эти монеты не нашли, все предпочитали натуральный обмен, но серебро все же использовали для обеззараживания воды, а золото не имело особой цены. Ты и сам знаешь, железо и то дороже стоило, но теперь все меняется: кто-то скупает, собирает и даже отнимает силой золото у людей. Ты вот поедешь в Полис, увидишь, они даже торговую пошлину могут принять золотом или серебром. А вот теперь посмотри, что стали чеканить в городе, – и он достал из залоснившегося кошеля золотую монету с профилем усатого человека.