Хозяйка дождей и ветра
Шрифт:
— Как раз разожгла угли, скоро все будет готово, и домашнее вино. Ох, Уолтер, не переживай, я обновила лицензию!
Катарина болтала, я усиленно вытаскивала из памяти Лои хоть какие-нибудь данные. Кажется, она подруга матери… не просто подруга, она ее наставница. Бывшая. Точно, да. Она преуспевающий хирург. Мать бросила карьеру врача? Впрочем, что это значит? Она могла сама сделать подобный выбор, не новость, что даже из стен альма-матер работа не всегда кажется такой, какая она есть. А уж медицина вообще презанятная штука, не столько помощь больным, сколько отчетность и писанина.
У
Не сейчас. Абсолютно не время.
— Вон там свежие овощи, — показала мне Катарина, — буду благодарна. Огурцы, помидоры, ягода еще не созрела, но зато салат будет вкуснейший!
Я с радостью поскакала в указанном направлении, захватив корзинку. Огурцы и помидоры я надеялась отличить от прочих овощей и фруктов и уже примерилась, как лучше подойти к нужной грядке, как почувствовала, что на меня кто-то смотрит.
Конечно, нет, я услышала, что кто-то есть, скрипнуло дерево, зашуршали листья, и я обернулась.
— Привет.
— Привет. — Парень смотрел на меня не то настороженно, не то равнодушно. Я пожала плечами и принялась обирать грядки, а потом, не обращая на него никакого внимания, вернулась и поставила корзинку на стол. Он так и не сказал мне ни слова и вроде бы перестал на меня пялиться.
— А где Микки? — спросила мать, нарезавшая траву для салата. Я выложила овощи и облизнулась. Запах от них стоял такой, что мне напомнил детство и шумные рынки на Черном море…
Нет. Никаких воспоминаний.
— Выгнала его заниматься, — отмахнулась Катарина. — Но, по-моему, он там не науками занят. Жуткий лентяй. Вчера спрашивала его по билетам — он опять все завалит, и не знаю, что его матери так хочется сделать из него врача? Врач из него не получится.
Я села и притворилась, что меня нет. Разговор назревал любопытный, и беспокоил меня не Микки, а мать. Она оживилась, это казалось что не к добру.
— Из меня тоже не получилось, — легко откликнулась мать. — Лечить людей мне нравилось, а возиться с бумагами — нет, это вон Лоя пошла в отца, она обожает. Но зато как я вскрываю курицу! Кстати, Лоя не против с ним позани…
— Против.
Мать осеклась на полуслове, я же смотрела на нее ровным уверенным взглядом. Может быть, Лоя не смотрела так никогда, но я сейчас была больше Регина. Катарине нравится учить? Бывает, я знала людей, которые с ума сходили от возможности поделиться знаниями, да вон хотя бы отец, но я — нет, ни будучи Региной, ни будучи Лоей. Ни за деньги, ни бесплатно, преподавать тоже надо уметь, знаний в собственной голове недостаточно, нужно еще иметь навыки, как их вложить в посторонние головы.
— Я не умею преподавать. Одна из причин, почему я тяну с аспирантурой, — пояснила я, потому что обижать Катарину мне не хотелось. Но ей было на мой отказ наплевать, она как занималась обедом, так и продолжила. — Там мне придется брать часы и читать лекции. И потом, моя химия и моя физика — это атмосфера и магический блок, Микки… он же не на медицинского инженера идет.
Память Лои меня выручала в самый подходящий момент. Или это было то, что Лоя сама была готова сказать каждый раз… Черт! Может быть, настоящая Лоя сама предложила? Опять сама предложила? Лоя, а скажи мне, что ты еще наобещала, кому и как? Мне уже пора собирать манатки и быстренько валить из этой страны?
— Я подумала и поняла, что нет, так будет только хуже.
Катарина кивнула.
— Сама ненавижу читать лекции, — со смехом призналась она. — Это сколько же операций мимо, пока я торчу на кафедре! Но ученую степень надо поддерживать. Ничего, не поступит в этот раз, пойдет учиться рабочей специальности. Все, давайте садиться обедать!
На этом, как мне показалось, разговор был исчерпан. Катарина завела с отцом беседу о медицине и праве, о расследовании врачебных ошибок, мне было интересно, я слушала, хотя мало что понимала. Они приводили в примеры разные случаи, ссылались на иностранный опыт, а я сидела и думала, что вот надо бы Лое выйти в сеть. У нее блог. Много подписчиков. А я тут сижу, ем и вникаю в тему, в которой разбираюсь чуть больше, чем в устройстве атомной электростанции. То есть: больше знакомых слов. Кажется. Но это неточно.
Мать же ненавязчиво обхаживала Микки. Чем он ее привлек, я не понимала: парень как парень, на любой улице таких миллион, ни взглядом не зацепиться, ни умом не за что. Разве что из знакомой семьи? Так из знакомых семей выплывает такое, что никакой «Тиндер» рядом не встанет со своими сюрпризами. Хочет ли он быть врачом? Есть ли у него девушка? Как он любит проводить свой досуг? Микки чувствовал себя не в своей тарелке, вежливо и расплывчато, как политик со стажем, отвечал на вопросы и постоянно порывался сбежать. Как мне показалось, он был готов все билеты выучить за один вечер, только бы мать от него отстала с расспросами.
— Танцы! — объявила мать, когда Катарина принесла старинный граммофон. — Какие пластинки! Какие записи! Ну, кто будет танцевать?
Она выразительно смотрела на меня и на Микки. Я вгрызлась в мясо, хотя наелась и так от души. Танцы хороши, когда это спорт, а не когда ты обжимаешься с незнакомым тебе человеком, это час пик в общественном транспорте, увольте, нет, не хочу. Микки смекнул, что может избавить себя от страданий, навалив себе в тарелку салат, и в итоге танцевали только отец и Катарина, продолжая свою беседу про право и ошибки врачей под тоскливым взглядом матери.
Но в целом я не могла сказать, что провела этот день плохо. Я отдохнула, загорела, у меня обветрилось лицо, и когда в ванной я взглянула на себя в зеркало, поняла, что Лое этого не хватало — легкой небрежности и налета «естественных недостатков». Французский шик, улыбнулась я и тут же приказала себе не думать ни о какой Франции. Ближе к вечеру я напросилась с Катариной поливать цветы и огород и получила очередной заряд бодрости. Руки немного болели, но смена деятельности дала нужную встряску. Микки я после обеда и танцев больше так и не видела, зато заметила, как дуется на меня мать.