Хозяйка района

Рябикина Любовь

— Не покидай меня! Аннушка! Не оставляй нас!

Никто не мог бы объяснить, что произошло. Веки Анны вздрогнули, глаза не открылись, но по щеке прокатилась слезинка. С этого дня Анна пошла на поправку. Целую неделю Андрей сидел у ее кровати. Он был ее нянькой и ее сиделкой. Врачи не старались его выгнать, так как чувствовали, что это невозможно. Когда ей стало лучше, она тихо заплакала и сказала:

— У меня больше не будет детей. Я слышала, как врачи разговаривали об этом.

Андрей, сдерживая слезы, ответил:

— Ничего!

У нас ведь есть с тобой сын. Главное, что ты жива. А без тебя мне жизнь ни к чему…

Павел проснулся первым от солнечного луча, упавшего ему на глаза. Повернулся на бок и совсем рядом увидел лицо Иноземцевой. Женщина спала, но даже во сне она выглядела уставшей и печальной. Светлов осторожно выбрался из машины и огляделся. Солнце еще только взошло. Обильная роса лежала на траве, окружающих деревьях и кустах. Павел поежился от утреннего холодка, мысленно пожалев, что не захватил куртку из машины. Но не хотелось будить спавшую женщину. Он засунул руки в карманы брюк и плотно прижав локти к бокам, пошел к окраине деревни. Но не успел пройти и ста метров, как из–за толстущего ствола сосны показался Горин с автоматом в руках:

— Ты куда?

Павел остановился:

— Да так…. Решил пройтись.

— А Анна Николаевна?

— Спит в машине. Хочу спросить тебя кое о чем.

Горин встал рядом:

— Давай.

— Почему она так ненавидит Мансурова?

Юрий искоса взглянул на него, достал сигареты и протянул Светлову. Павел вытащил одну и вернул пачку. Оба закурили и Горин наконец ответил:

— А ты не понял? Мансур жизнь ей разрушил, всю ее семью уничтожил. Даже одиннадцатилетнего сына не пощадил. По его вине отец Анны Николаевны в инвалидной коляске, а мать перенесла два инфаркта. Он вынудил ее прятать родителей и сестер с семьями. Даже мы не все знаем, где они находятся.

Оба долго молчали. Светлов бросил окурок на землю и старательно раздавил его носком туфли. Потом снова спросил:

— Как так получилось, что вы с ней?

Горин усмехнулся:

— Хочешь сказать — «под бабьим командованием»?

Павел шутки не принял:

— Да нет. Просто хочу понять, почему вы пошли с ней?

Юрий в упор, с нескрываемой злостью, посмотрел на него:

— По одному мы ноль без палочки! Против всей этой организованной черной шушеры. Иноземцева нас объединила и надо сказать, командир она отличный! Не знаю, как тебе объяснить. Ты же мент и смотришь с другой колокольни. Но у многих из нас свои счеты к кавказцам.

— Но не все же они плохие! Помнишь, в Афгане? Ведь были среди нас и таджики, и азербайджанцы, и узбеки с казахами…

Юрий тяжело взглянул на Светлова:

— Были. Только ты забываешь, что и хорошие, казалось бы, кавказцы, помогают плохим при случае. Это они внешне нам ничего плохого не делают, но они повязаны друг с другом. А мы все порознь.

Опять долго молчали. Павел снова заговорил первым:

— А

тебе не страшно? Ведь все, что вы делаете незаконно. И рано или поздно вы все, вместе с Иноземцевой, можете оказаться за решеткой.

Горин издевательски хохотнул:

— А где ты видишь закон? У милиции? Так нашу местную милицию я с великой радостью поставил бы к стенке и сам их, из автомата. Еще в ночь переворота хотел, да Анна Николаевна не позволила. Ты вот говоришь, «за решеткой окажемся». А знаешь ли ты, что соседние районы по нашим стопам пошли? Что молчишь? Крыть нечем? А я тебе скажу, мы Анну Николаевну во главе района хотим поставить. Законно! И хотим, чтобы разные там Коломенцевы за решеткой оказались. А правительство с народом воевать не будет, ты ведь и сам это знаешь.

Павел примиряюще положил ему руку на плечо:

— Не злись! Я ведь просто понять хочу, в чем тут дело? Потому и спрашиваю.

Горин внимательно посмотрел ему в глаза и уже более миролюбиво ответил:

— А ты с ребятами поговори. А еще лучше, с Ниной Васильевной, домоправительницей Анны Николаевны. Иноземцеву лучше не трогай, ей и так тяжело вспоминать. Ты сам это понять должен.

Оба снова закурили. Холод забрался Павлу под рубашку и он зябко поежился. Юрий заметил:

— Чего без куртки?

— Куртка в машине осталась, а ее будить не хотел.

— Сейчас что–нибудь придумаем.

Горин решительно подошел к крайней избе и постучал в наличник. Сразу же выглянуло старушечье лицо. Юрий попросил:

— Баб Мань! Дай что–нибудь накинуться человеку. Замерз он. Я верну потом.

Не говоря ни слова, лицо исчезло и почти сразу же на крылечке появилась сухонькая старушка с фуфайкой в руках:

— Не знаю, ладна ли будет. Он вон какой большой!

Взглянула, прищурясь, на побледневшее лицо Светлова:

— На плечи–то накинь, накинь! Вы бы давно постучались, ведь я все равно не сплю. Пойдемте–ка, я вас горяченьким чайком напою.

Горин поблагодарил:

— Спасибо, баб Мань, но я на посту. А он пусть идет. Павел, сходи погрейся.

Светлов кивнул и следом за старушкой вошел в дом. Баба Маня сразу же скрылась в кухне, а Павел прошел в чистенькую горницу. Сел у окна, чувствуя как тепло обволакивает тело. Старушка появилась с чашками и сковородкой в руках:

— Поешь вот. У меня тут картошка пожарена. Вчерашняя правда, но хорошая. На масле жарила.

Павел поблагодарил:

— Спасибо большое. А вы одна живете?

Баба Маня присела на стул возле другого конца стола, сложила сухонькие руки на коленях и ответила улыбаясь:

— Старик мой помер давно, а я вот все живу. Сын с дочерью в городе живут своими семьями. Меня все зовут к себе. Да не хочу я ехать–то. Всю жизнь здесь прожила. А ты чей будешь? Я в городе–то многих знаю.

Павел улыбнулся:

— Я из областного центра приехал, да вот попал тут.

Старушка покивала головой: