Хозяйка вдохновения
Шрифт:
— А еще больше начнешь зарабатывать, вообще домработницу наймем, — мечтательно подхватила Елизавета.
— А мне няню, чтобы в детский сад не ходить, — оказались свои пожелания и у Ангелины.
— Откуда у вас такие запросы? — поразилась Наталья.
Кажется, поглощенная написанием книг, она что-то упустила в воспитании детей.
— А что такого особенного? — удивилась в свою очередь старшая дочь. — У Светки, например, тоже отца нет. Мать работает с утра до ночи. А в квартире у них все делает домработница. И готовит, и убирает. Светкиной матери некогда, у нее часто и выходных-то не
— Это она тебе такое сказала? — поинтересовалась Наталья.
— Нет, какой-то подруге. А мы со Светкой рядом сидели.
— Понятно, — кивнула Наталья, — но мое время пока так дорого не стоит.
— Стремиться, мама, всегда надо к большему и к лучшему, — назидательно проговорила Елизавета.
Ив кого она у нас такая, в который раз поразилась Наталья, Правда, может, не она такая, а это время такое? Хотя Ванька совсем другой. Гораздо мягче. Уж про Ангелину не говорю. Имя ей дали точно под характер. Золотой ребенок! И внешне как ангелочек. А Лизка вот жесткая, упрямая. Всегда все лучше всех знает. И даже внешне, какая — то угловатая. Ванька же, как ни-странно, больше всех на Павла похож, хотя и не родной ему по крови.
Последнее время Наталья постоянно замечала в разговоре с ним: вот типично Пашин жест, а вот брови нахмурил, совсем как Павел. Видимо, родство душ порой оказывается сильнее кровных уз. Наталья как в воду глядела: фамилия ее издателей не устроила. Несерьезная какая-то, сказали. Даже для дамского романа. Наталья по совету Варвары предложила переделать Гулину в Голубкину или Голубеву. Но это почему-то тоже Ларису Ивановну не устроило.
— Хочется чего-то свежее и запоминающееся, — заключила она.
И превратилась Наталья в Божену Градскую.
— Вам не кажется, что это как-то по-польски или по-болгарски звучит? — задумалась Наталья.
— Да хоть по-турецки, — хмыкнула редактриса. — Наше дело — привлечь внимание.
И Наталье ничего не оставалось, как согласиться. Да ее мнения особо и не спрашивали. К тому же псевдониму она была даже рада. На работе-то скрывала, что пишет. А так как романы ее почти сразу стали популярными, девчонки быстро бы ее раскусили. А благодаря псевдониму никто из них пока не догадывался о ее побочной деятельности.
Зато Наталье было весьма забавно слушать, как сослуживицы обсуждают не чужие, а ее собственные книги, и она живо представляла, как вытянулись бы их лица, узнай они, что автор каждый день сидит с ними рядом!
Платили, правда, поначалу в издательстве совсем немного. Чуть больше, чем в библиотеке. Чтобы свести концы с концами и не идти убирать чужие квартиры, приходилось писать одну книгу за другой.
Ни минуты свободной не было у Натальи. Вставала чуть свет, ложилась поздно, от усталости засыпала сразу, как убитая, и это спасало ее от не проходящей тоски по Павлу. Горе тлело внутри, однако тосковать было некогда: жизнь бежала, издательство поторапливало, дети росли, и месяцы проходили, как дни.
Минул год с того страшного дня, как не стало Павла. Иван закончил школу и поступил в институт. А Наталья сдала юбилейную, десятую книжку. В издательстве ее
— Варвара, — делилась она с подругой, — ты представляешь, во что я превращусь? В настоящий конвейер. Месяц — книжка, месяц — книжка. Рехнуться так можно. И постоянно дома, а я на людях быть привыкла. На работе с девчонками чаю попью, пообщаемся — и готов сюжет для очередного романа.
— Если дело только в этом, я тебе из поликлиники сюжетов несколько пачек притащу, — пообещала Варя.
— Не только в этом. Боязно постоянное место бросать. Сейчас меня, конечно, печатают, тиражи вроде растут, а перестанет идти? С чем я останусь?
— Да ладно. В нашей стране, где женщин больше, чем мужиков, такие книжки никогда не перестанут идти. А если и не пойдут, в библиотеку всегда устроишься.
— То есть, по-твоему, уходить?
— Э-э, тут уж сама принимай решение. А то насоветую, потом меня проклянешь.
Наталья решила остаться, однако некоторое время спустя вопрос решился сам собой. Книжки шли все лучше и лучше, издательство начало вкладывать деньги в рекламу. С Натальей опубликовали интервью — одно, другое, а третье в популярной газете вышло с фотографией.
На следующий день тайна Натальи была раскрыта. Она сразу ощутила, как изменилось к ней отношение на работе. Сперва на нее обиделись за то, что скрывала. Потом накатила волна поздравлений и восторга, что они с ней работают. А еще чуть позже Наталья почувствовала: ей завидуют. Особенно это начало проявляться после того, как ее два раза подряд показали по телевизору. И неприязнь проявлялась явственно, по мелочам, конечно, однако достаточно недвусмысленным образом. Она выделилась, и ей этого не простили. Наталье было обидно. Она привыкла к сложившимся годами ровным и хорошим отношениям со всеми и даже гордилась их дружным коллективом. Но не стаю больше дружеского отношения к ней.
Когда она осталась без Павла, сослуживицы много и с удовольствием ей сочувствовали. Теперь ее вдовство словно вообще забылось. Не то чтобы Наталья хотела им спекулировать и, тем более, вызывать жалость, но теперь ее присутствие в библиотеке воспринималось, как эксцентричная прихоть богатой дамочки.
Любой просчет стати рассматривать, будто под микроскопом. Директриса ей ставила каждое лыко в строку. Когда-то они по-настоящему дружили, даже отдыхать вместе ездили. А теперь ей отказали в льготной путевке для Лизы. Хотела ее в летний лагерь отправить. Директриса по сему поводу выразительно проговорила:
— Ты дочь сама в состоянии обеспечить, а многие у нас нуждаются.
И Наталья поняла: теперь она здесь навсегда чужая.
— Как оплевали, — изливала она в тот же вечер душу Варваре. — Словно я, богачка, хочу у голодного кусок из горла вытащить! Знали бы они, какая я богатая! Верно, считают, что золотые горы уже заработала. Никто не поверит: концы с концами свожу и только. Ладно, просто мне отказали бы в этой путевке, не страшно, выкручусь, но с таким подтекстом…
— Ничего не поделаешь, обратная сторона сливы, — усмехнулась Варвара.