Хозяйка «Волшебной флейты» – 2

Х

озяйка «Волшебной флейты» – 2

Я открыла музыкальный салон вместо дома удовольствий – это плюс.

Я потеряла любимого мужа и рискую потерять свободу, а то и жизнь за убийство, которого не совершала (хотя очень хотелось) – это минус.

Что в планах? Оправдать себя, отстоять салон, найти убийцу модисток и как-то сохранить баланс с Митькой Полуяном, который настоятельно пытается превратить нашу дружбу в более интимные отношения. А тут ещё мной интересуется очень странный господин,

Мне осталось тянуть лямку одиннадцать месяцев. Или больше?

В арестантской было холодно.

Трубин, гад такой, привёз меня в полицейское управление в одном лишь платье, не дав даже времени накинуть пальто. Девицы мои выли мне вслед, Авдотья плакала навзрыд, а гости стояли, обескураженные. Бедные, не повезло им… Надеюсь, Аглая додумалась всех успокоить и продолжить вечер.

Обняв плечи руками, я села на шконке так, чтобы не касаться спиной холодной стены. Когда же уже меня отсюда выпустят?

Графа Черемсинова убили в подворотне. Кто? Зачем? Нет, не так. За что? Впрочем, зная этого подлеца, думаю, он не только мне успел подгадить в жизни. Слава богу, что Лиза, княжна Потоцкая, отказалась от мысли выйти за него замуж! Ведь она для него собиралась заложить в ломбард своё ожерелье немыслимой стоимости! Этот подлец напел бедной девушке, что у него карточный долг, который он никак не может выплатить, потому что не хочет продавать своих крестьян…

Я фыркнула презрительно. Говнюк! Не мужик! Обманывать женщин некомильфо. И почему только не он был убит на дуэли, а мой любимый Платон?

Лязг двери заставил меня встрепенуться. В приёмную вошли двое городовых. Обоих я знала. Даже фамилию вспомнила и позвала:

– Васильев!

Он обернулся, а я обрадовалась:

– Голубчик, Васильев, не знаю, как вас по имени-отчеству, а скажите, когда меня выпустят отсюда?

Городовой переглянулся с товарищем и покачал головой, ответил:

– Эх, госпожа Кленовская, госпожа Кленовская… Вас отсюда не выпустят уж.

– Как это?

– Так по этапу пойдёте. Уж простите… В суд до тюрьмы, а после уж на каторгу, ежели судья решит. А нет – в Алексбург повезут казнить.

– Как казнить… – растерянно переспросила я. – Но ведь я не убивала! Я совершенно не виновата!

– Господин Трубин не арестовал бы вас, ежели бы невиновны были, уж простите.

Вскочив, я воскликнула с негодованием:

– Разумеется! Господин Трубин вообще ангел! А меня он арестовывает каждый раз просто потому что влюбился, так? Я не убивала графа Черемсинова, зачем мне это?

Городовые переглянулись, потом Васильев осторожно заметил:

– Так ведь господин граф застрелил на дуэли нашего начальника, господина Городищева. А вы с ним… того… этого… ну в общем…

– Какого того? Какого этого?! – я даже к решётке припала, руку вытянула сквозь прутья, чтобы схватить идиота за форму и хорошенько потрясти. Но, к сожалению, не достала. – Да, мы были влюблены! Но я не убивала Черемсинова! У меня и свидетели есть!

– Этого мы не знаем, уж простите, – извинился Васильев. – На это следователи есть, вот господин Трубин придёт и будет расследовать.

Я закатила глаза. Да уж, Трубин нарасследует… Мне нужно поскорее выбраться из этой клетки и искать настоящего убийцу, потому что никто за меня это не сделает. Трубин уже уверен в моей вине. Платоша, конечно же, решительно отмёл бы идиотские подозрения в мой адрес, но Платоша умер. Он погиб, защищая мою честь… И больше никто на всём белом свете не вспомнит обо мне.

Поражённая этой идеей, я попятилась и с размаху села на шконку. Васильев ещё раз окинул меня жалостливым взглядом и, качая головой, удалился куда-то в глубины полицейского управления. А мне осталось только сидеть и ждать Трубина, палача своего.

Но следующим на сцене появился не Трубин. Дверь снова распахнулась, и городовой протащил за шкирку упирающегося и голосящего благим матом паренька лет этак шестнадцати. Тот цеплялся за мебель, своротил пару стульев, но был водворён в клетку рядом со мной. Я слегка прифигела, потому что парнишка выглядел уж очень неадекватно, и забилась в самый угол шконки. А мой новый сосед принялся трясти прутья, как обезьяна, и орать:

– Свободу! Свободу требую, свободу! Незаконное задержание! Я на вас в суд подам!

– А ну! – городовой замахнулся на него, но парнишка резво отскочил. Городовой проверил замок и пригрозил: – Будешь безобразничать, закрою в холодной.

– Сатрапы, – с достоинством ответил сосед. Городовой покачал головой и ушёл. Парнишка обнял прутья и засвистел какой-то весёлый мотивчик. Я заметила осторожно:

– Не свисти, денег не будет.

Он резко обернулся. На меня глянули голубые глаза, окружённые веером светлых ресниц. Парень растянул губы в улыбке и сказал:

– О, а я тебя знаю. Это ж ты Демиду локоть вышибла?

Расценив его оскал как одобрение, ответила:

– Допустим, я. А что?

– Ничего. Ловко ты. Научишь?

Я фыркнула. Тоже мне, прогрессорство! Учить гопников девятнадцатого века приёмчикам самообороны из двадцать первого! Так, стоп. Он был в том трактире. Значит, из братии Дмитрия Полуяныча. Значит…

– Научу, если поможешь мне отсюда выбраться, – сказала я ему, прищурившись. Оценивающе. Думаю, такой парнишка нигде не пропадёт, а уж из полицейского участка сбежать ему раз плюнуть.

Он тоже окинул меня взглядом, но уже слегка подозрительным, потом плюхнулся на шконку и спросил:

– А тебя за что загребли?

– За убийство.

Сказала просто, не добавив, что я невиновна. Зато мой сосед впечатлился. Бровки его светлые взлетели на лоб, глазки голубые вытаращились на меня, рот округлился трубочкой, и парень ответил:

– Ого! Я-то думал, жёлтый билет не выправлен…

– Здравствуйте, меня зовут Татьяна, и я не проститутка, – пошутила. – У меня музыкальный салон, а не увеселительное заведение.