Хозяйка жизни, или Вендетта по-русски

Крамер Марина

– Деньги-то я проплатил – пусть твой главный заткнется! – перебил Хохол, зло сверкнув глазами.

– Ты же понимаешь – то, что упало в больничную кассу, нашего главного волнует мало, – вздохнул Валерка, садясь на стул у окна.

– Я понял, – кивнул Женька. – Завтра пацаны привезут – отдашь ему, скажешь, нашлись родственники, но приехать не могут. И пусть больше рот не разевает, иначе грохну.

– Если бы все в жизни решалось так просто! Ну, что – пойдем? Сейчас у сестер пересменок, в коридоре никого, тебя не увидят. Ты ж на ночь собрался остаться,

насколько я понимаю? – Хохол кивнул. – Ладно, придумаю что-нибудь, чтобы вас не трогали.

Кулик поднялся и пошел к двери, Женька проследовал за ним. Почти бесшумно он проскользнул за Валеркиной спиной в соседнюю палату, защелкнул замок и только после этого, набрав в грудь воздуха и выдохнув, повернулся к стоящей почти у самого окна кровати. Маринина голова была повязана белой косынкой, глаза, обведенные темными кругами, закрыты, ресницы чуть подрагивали. Обе руки привязаны к раме кровати, и эти брезентовые ленты привели Хохла в ярость. Он распутал узлы, освобождая тонкие запястья, взял правую руку в свои, поднес к губам:

– Котенок мой… здравствуй, любимая… это я, Женька.

Она не отреагировала, но Хохлу это было неважно, он и не ждал. Главное, что она жива, пусть пока и не отвечает, не видит, не разговаривает.

До самой ночи Хохол возился с Мариной, менял постель, умывал, обтирал губкой. Часов около десяти зашел Кулик, осмотрел пациентку и сам подключил капельницу с белковой смесью.

– Валерка, что ж она так похудела? – грустно спросил Хохол, наблюдая за тем, как раствор каплями падает в прозрачную трубку, а из нее стекает в подключичный катетер.

Кулик промолчал. Спорить с Хохлом и возражать бесполезно – когда дело касалось Марины, тот вообще терял способность рассуждать здраво. Посидев еще немного, Валерка ушел к себе в ординаторскую, а Хохол осторожно прилег на край широкой кровати, обнял неподвижное тело Марины, уткнулся лицом в шею и застонал от собственного бессилия.

– Маринка, прости меня… не сумел тебя закрыть, не просчитал, не подумал… но косяк я исправлю, не успокоюсь, пока не накажу этого барана.

Ответа не было, Марина только судорожно вздохнула, и Хохол нежно поцеловал ее куда-то за ухо, поправил рукой сбившуюся косынку.

– Дома все хорошо, – продолжил он шепотом так, словно до этого у них шла оживленная беседа. – Егорка только плачет по ночам, спит со мной в спальне. Потерпи немного, котенок, я все устрою, и мы уедем. Ты поправишься, вот увидишь… все будет хорошо, Егор вырастет, в школу пойдет… И ты опять будешь самой красивой женщиной на свете, Маринка…

Хохол шептал ей это на ухо и чувствовал, как ее сердце бьется чаще. Значит, слышит.

– Господи, Коваль… если бы ты только знала, как мне страшно… Как я боюсь потерять тебя, как боюсь, что никогда уже ты не будешь такой, как была… Хотя это не главное – лишь бы ты была, просто была – и все, мне больше ничего не надо. – Он гладил пальцами ее лицо и едва не плакал от захлестывающих эмоций.

Если бы было можно, он, не задумываясь, отдал бы свою жизнь за нее, только чтобы она не лежала вот так безмолвно и безучастно,

чтобы снова улыбалась и орала на всех, наводя ужас на охрану. Он воскрешал в памяти каждый миг, когда был с ней, каждый взгляд, вздох, каждое слово. Если бы вернуть назад тот злополучный день, ту секунду, что разорвала все надвое…

«А горцев я все равно в распыл пущу, – продолжил Хохол свой монолог уже про себя. – Это несложно – надо только выследить Реваза. И тогда… мне даже Вилли не будет нужен».

Он уехал из больницы сразу после обхода – за ночь ему «стало лучше», и Кулик «счел возможным» отпустить его домой. Аскер привез конверт с деньгами, который Хохол опустил в карман халата Валерки. Тот понимающе кивнул.

Сев в машину, Хохол велел ехать к Бесу. Сидящий за рулем Степан удивился:

– Чего мы у него забыли?

– А я не успел тебе отчитаться? – рявкнул Хохол. – Совсем распустились! Думаете, если хозяйки нет, так все можно?! Теперь я вам хозяин!

– Ладно, не ори, Жека, – миролюбиво вмешался Аскер. – К Бесу так к Бесу.

До поселка ехали молча, Хохол постоянно курил, пытаясь представить разговор с Веткой. Как сделать так, чтобы она поверила и не протрепалась никому, даже собственному мужу? По опыту Хохол знал, что из Ветки что угодно можно вытрясти с помощью всего двух ударов кулаком. Правда, по-настоящему влюбленный в Ведьму Бес вряд ли пойдет на такие крайние меры, однако…

К счастью, Беса дома не оказалось, Ветка была одна, сидела на балконе второго этажа и читала что-то. В руке дымилась неизменная коричневая сигарка. Хохол не понимал эту ее манеру курить сигары, было в этом что-то странное, вызывавшее в нем чувство неприязни. Курящие женщины его не раздражали, Коваль вообще в последнее время не выпускала из пальцев сигарету, но Веткины сигары бесили.

Заметив въехавшие во двор машины, Ведьма вскочила из кресла и скрылась в доме, а буквально через несколько минут возникла на крыльце.

– Женя!

На ее кукольном лице читалась непонятная Хохлу радость. Можно подумать, она искренне хотела его видеть и была в восторге! Если бы не Марина, ноги его не было бы в этом доме.

– Где же ты пропал, Женька? – стрекотала меж тем Ветка, схватив его под руку и увлекая за собой в гостиную. – Не звонишь, не заезжаешь… Как Егорка?

– Плачет, – буркнул Хохол, садясь в кресло в прохладной комнате. – Попить налей – жарко.

Ветка метнулась к двери, крикнула домработнице, чтобы принесла минералку, потом развернулась и вперила в лицо Хохла прозрачные голубые глазищи:

– Церемония приветствия закончена. Говори, зачем приехал.

– К тебе.

– Ну, догадалась, что не к мужу моему, – фыркнула она, не трогаясь с места и продолжая вглядываться в наливающиеся кровью глаза Женьки. – Что ты хочешь?

– Помощи. Мне больше не к кому обратиться, и к тебе не пошел бы, но выбора нет, – вздохнул он и замолчал – на пороге показалась молоденькая девушка с подносом, на котором возвышались запотевшая бутылка минералки и стакан.