Храм Фортуны II

Ходжер Эндрю

Что ж, надеюсь что Фурий Камилл — опытный военачальник — сумеет справиться с этой бандой. В его распоряжении два легиона. Хотя войска и разбросаны на значительной территории, можно все-таки собрать их в кулак и так врезать по проклятым нумидийцам, чтобы у них еще на сто лет пропала охота воевать с Римом.

— Это правильно, — кивнул Германик. — Но я не думаю, что ты хочешь поручить мне усмирение нумидийского мятежа. Это не столь значительная угроза для Империи, к тому же — как ты сам сказал — Фурий Камилл может прекрасно с этим справиться.

— Совершенно верно, — согласился Тиберий. — Естественно, я и не собирался отправлять тебя в Африку

Есть дело поважнее. Но сначала закончим наш обзор. Италия. Что у нас в Италии? Должен признать, слава Богам, все спокойно. После подавления мятежа раба Клемента население ведет себя благоразумно и не поддается на провокации.

Слова о «рабе Клементе» кольнули Германика в самое сердце. Ведь Херея и Сабин уверяли, что восстание поднял никакой не раб, а настоящий Агриппа Постум, законный наследник Божественного Августа. Что ж, сейчас нет уже смысла вступать в дискуссию. К этому вопросу можно будет вернуться потом, когда они с цезарем останутся одни. Германик не хотел обсуждать щекотливую тему в присутствии императрицы.

Но он чувствовал себя в полной растерянности. Где же все-таки истина? На стороне Ливии или на противоположной? Кто-то ведь его вводил в заблуждение, это точно. Но кто? Сенатор Сатурнин? Или родная бабушка?

Германик резко встряхнул головой, отгоняя болезненные мысли. Сейчас не время...

— Я слушаю тебя, достойный цезарь, — повернулся он к Тиберию. — Продолжай, прошу.

— Так вот, — вновь заговорил принцепс, — в Италии обстановка хорошая. Сенат и народ верны мне и в этом немалая твоя заслуга, мой сын. Ведь ты благородно отказался от титула цезаря, который тебе предлагали эти подлые бунтовщики, легионеры на Рене.

— Они искупили свою вину, — холодно ответил Германик. — Кровью. И неужели ты мог подумать, что я способен на предательство?

Эти слова были произнесены с такой горечью, что Тиберий смутился. Его выручила Ливия.

— Отнюдь, внучек, — твердо сказала она. — Я всегда говорила Тиберию, что на тебя он может рассчитывать всегда и во всем. Уж я-то тебя знаю, самый честный и благородный человек из известных мне.

— Спасибо бабушка, — ответил растроганный Германик. — Мне приятно, что ты так обо мне думаешь.

А вот Тиберию этот разговор явно был неприятен и он поспешил прервать его, подумав мельком:

«Ничего, полюбезничайте. Меня-то ты, почтенная матушка, не обманешь своим притворством. А Германик, конечно, хороший парень, но, к сожалению, весьма глуп. Ну, может, и не к сожалению. Ладно, уже очень скоро я вам покажу, кто истинный хозяин в стране».

— Так вот, сынок, — продолжал он все тем же слащавым тоном, — теперь переходим к сути дела. Как ты уже мог догадаться, главную проблему нашу составляет теперь не Германия, не Африка, не Италия, а Восток. Да, этот непредсказуемый Восток, вечный источник наших забот.

Ведь там, за Евфратом, затаился враг не менее опасный, чем разбитые тобой германцы. Это Парфия. Сильная, мощная держава. Ее армия многочисленна, ее военачальники смелы и решительны. У нее много союзников, даже среди тех народов, которые, вроде бы покорились Риму и признают нашу власть. И главное — у парфян есть золото, много золота, на которое они могут купить себе новых друзей.

Тема золота явно не давала цезарю покоя в последнее время.

— К тому же, — продолжал он, — есть еще и престиж Рима, который на Востоке не восстановлен до сих пор.

Хитрый Тиберий знал слабое место Германика — ради укрепления престижа и достоинства любимой Родины он был готов на все.

— Разве поражение Красса под Каррами, — говорил он дальше, — было менее позорным, чем разгром Вара в Тевтобургском лесу? Нет и еще раз нет. И хотя затем Антоний разбил парфян в Сирии, а Марк Випсаний Агриппа сумел вернуть захваченные у Красса знамена легионов, постыдное пятно еще не смыто с нас.

На щеках Германика заиграл нервный румянец. Он был уже захвачен этой идеей — отомстить парфянам так же, как он отомстил варварам за Реном. И крепко вбить им в головы, что не их удел соперничать с великим Римом. Да, цезарь прав, и не зря отозвали его из Германии. Это задание не менее почетно и не менее важно.

Тиберий тут же, правда, пригасил его энтузиазм, бессильно разведя руками со скорбным видом:

— К сожалению, сынок, сейчас мы не можем открыто объявить войну цезарю Артабану. На Востоке ситуация действительно весьма сложная. Мы не располагаем достаточным количеством войск и достаточными финансовыми средствами, чтобы ввязываться в войну. Правда, вскоре расстановка сил может измениться...

Он подумал о золоте Антония, которое может заполучить в случае удачи миссии Паулина.

Германик был явно разочарован. Он-то ожидал, что его снова отправят в поход во главе легионов, а он победоносно завершит кампанию взятия Ктезифона, столицы «Царя царей», как с предельной наглостью именовал себя парфянский монарх.

— Но тогда, какова должна быть моя роль? — недоуменно спросил он. — Ведь из меня не очень хороший дипломат. Я воин...

— Это я знаю, — злорадно улыбнулся Тиберий. — И тем не менее тебе придется заняться восточной проблемой. Ты — самый мой доверенный человек, а вопрос слишком важен для судеб Империи, чтобы я мог поручить это дело кому-нибудь другому.

Упоминание о «судьбах Империи» сняло все возражения Германика. Что ж, если Родина требует, он готов служить ей где угодно и когда угодно. Престиж Рима прежде всего...

— Итак, — продолжал Тиберий, — сейчас я вкратце изложу тебе обстановку в том районе. — Детали обсудим потом, перед твоим отъездом. Слушай внимательно и запоминай, с чем тебе придется столкнуться, какие опасности тебя будут поджидать, на что и на кого обратить первостепенное внимание. Ошибка может дорого нам обойтись.

Прежде всего заинтересуйся царем Каппадокии Архелаем. Как тебе известно, Каппадокия является зависимой от Рима страной и ее правитель уже давно присягнул на верность Империи. Но вот теперь, на старости лет, у него, похоже, что-то помутилось в голове.