Храм Фортуны II
Шрифт:
Противника следовало разгромить в большом решающем сражении, после которого исход кампании — победный — не должен был уже вызывать сомнений и армия могла спокойно уйти, не боясь за судьбу покоренных ею народов и земель.
И последнее — потери противника должны были значительно превышать потери римлян, и в любом случае не могли составить меньше, чем пять тысяч человек убитыми.
Что ж, в отношении Германика никаких возражений тут не было и не могло быть. Если во времена Республики сенат действительно весьма придирчиво рассматривал основания и претензии каждого кандидата, то правление Августа изменило устоявшиеся традиции. Теперь право на триумф имели лишь члены цезарской семьи, а дать им разрешение на это почтенные отцы сенаторы были практически обязаны по первому же слову принцепса.
Впрочем, в случае с Германиком эти почести были как никогда заслуженные, и когда Тиберий просто намекнул, что неплохо бы как-то отметить победы его приемного сына за Реном, вся курия единогласно согласилась, что более достойного человека Рим давно уже не видел.
При этих словах, Тиберий, правда, недовольно поморщился — ведь он и сам еще не так давно въезжал в город триумфатором после кампаний в Паннонии и той же Германии, но промолчал. Сейчас главным для него было вернуть внука Ливии в столицу, оторвав его от преданных ему легионов. Самолюбие могло потерпеть.
По традиции полководец не мог до дня триумфа появиться в Риме, а потому при известии о приближении Германика сам цезарь, императрица Ливия и делегаты от всех сословий: сенаторов, всадников, купцов, ремесленников, а также иностранные послы и гости выехали в Вольсинии на встречу с главнокомандующим Ренской армией.
Тиберий тепло обнял приемного сына, бабка Ливия прослезилась от избытка чувств; мать Германика — Антония, брат Клавдии и сестра Ливилла с мужем Друзом тоже горячо приветствовали национального героя.
Сам он больше всего обрадовался при виде своих сыновей — Друза, Нерона и Гая, которые также выехали ему навстречу.
В короткой речи Германик выразил свою глубокую признательность сенату, цезарю и народу за разрешение на триумфальный въезд и признание его заслуг. Он пообещал — по обычаю — почтить это знаменательное событие организацией праздничных игр для граждан, в которых выступят гладиаторы, бестиарии и возницы колесниц в Большом цирке.
Затем официальная делегация отправилась обратно в Рим, а Германик остался в пригороде, чтобы подождать пока прибудут представители ренских легионов. Естественно, он не мог обнажить границу и забрать с собой всех принимавших участие в войне солдат и офицеров, но наиболее отличившиеся из них поспешным маршем двигались к столице, чтобы разделить триумф со своим любимым полководцем.
Всего в походе должны были принять участие около десяти тысяч воинов, римлян и союзников, представлявших каждый легион и каждую когорту, а также делегаты от гарнизонов ренских укреплений. Отряд личной гвардии Германика возглавлял его верный соратник трибун Кассии Херея, союзников вел Гней Домиций Агенобарб, а легионеров — Публий Вителлий.
Легат Авл Плавтий, заслуживший в последнем сражении золотую корону, остался в Могонтиаке и принял на себя временное командование армией.
Галльскую пехотную когорту вел в столицу мира молодой офицер Гортерикс, выбранный по рекомендации Плавтия, несмотря на решительные возражения Гнея Домиция.
По закону, армии запрещено было входить в Рим, исключение составляли только лишь случаи, связанные с триумфом. И на этот раз сенат без проволочек дал разрешение войскам вступить в столицу. Формальности были соблюдены и оставалось лишь ждать грандиозного зрелища и сопутствующих ему мероприятий.
Сенат также выделил триста тысяч ауреев из государственной казны на расходы по дорогостоящей церемонии. Скупой Тиберий, скрепя сердцем, добавил еще сто тысяч из своего личного ларца.
В ознаменование столь памятного события решено было возвести Триумфальную арку, под которой и должен был пройти поход. Это сооружение весьма быстро возвели рядом с храмом Сатурна.
И вот настал долгожданный день. Солнце ярко светило на голубом небе; природа словно сама радовалась возможности посмотреть на великолепное зрелище.
Городские эдилы приложили максимум стараний, чтобы Рим выглядел как и положено столице мира. Все улицы, фасады домов и храмов были вымыты и вычищены, кругом — в окнах, на подоконниках, в нишах зданий — виднелись букеты цветов и разноцветные венки. На тротуарах стояли столы, за государственный счет уставленные выпивкой и закусками. Любой желающий — даже раб — мог от души угоститься и поднять тост за славного Германика и победы римского оружия.
Двери всех храмов были раскрыты настежь, статуи богов украшены гирляндами цветов, на алтарях дымились всевозможные благовония.
Горожане по такому случаю облачились в лучшие свои одежды; женщины одели украшения.
Утром, еще на рассвете, Германик провел в своем загородном лагере смотр войскам, которые уже подошли, а также раздал солдатам и офицерам денежные подарки и знаки отличия. Для тех, которые остались сторожить границу, тоже было припасено достаточное количество золота. Его они получат позже.
В десять часов утра торжественно взвыли трубы и грандиозный поход двинулся к городу. В столицу колонна вошла через Триумфальные ворота, с северо-восточной стороны, и далее продвигалась по виа Сакра.
Во главе процессии шествовали делегаты от сената в праздничных тогах и с жезлами из слоновой кости в руках. За ними — представители городских чиновников. Следом шел оркестр: трубачи и барабанщики громко дули и колотили в свои инструменты.
Столпившиеся по обе стороны от колонны зрители с расширенными от восторга и изумления глазами взирали на бесконечные ряды открытых повозок, которые двигались за музыкантами. Повозки эти сопровождали гвардейцы из личной охраны Германика, а лежали на них всевозможные трофеи, добытые в битвах.
Тут высились горы оружия, блестевшего под солнцем, деревянные изображения главных германских Богов Зея, Манна и Одина в цепях и путах, в знак того, что римские божества одержали над ними убедительную победу. Далее зеваки могли увидеть груды золота и серебра: монет, посуды, лошадиной сбруи, слитков, найденных в храмах варваров. Сверкали желтым огнем куски янтаря, переливались в лучах солнца драгоценные камни и речной жемчуг. Отливали бронзой и медью изделия германских мастеров.
Продолжал поход еще один отряд музыкантов, на сей раз с флейтами у губ. А за ним жрецы Юпитера гнали стадо прекрасных белых быков, предназначенных в жертву верховному божеству. На позолоченных рогах животных висели цветные ленты и венки.