Храм любви при дворе короля
Шрифт:
Король отвернулся, позвал пажа, и Томас осознал, что пятится к двери.
Томас медленно шел к реке, где его ждала барка.
Никогда он еще не бывал в таком замешательстве, никогда не сталкивался с такой неожиданностью. Он шел во дворец, готовясь защищаться, а вместо того, чтобы оправдывать свое поведение в суде, столкнулся с гораздо более трудной задачей. Пытался отказаться от назначения ко двору, предложенного самим королем, а отказ определенно рассматривался бы как оскорбление Его Величества.
И все же отказаться надо. Он не желает становиться придворным. Не хочет нарушать спокойного образа жизни. У него есть работа, писательство, ученые занятия, семья. Этого вполне достаточно, ничего больше ему не нужно. Насмешка судьбы, да и только: столько
Когда Томас собирался войти на барку, к берегу подбежал один из слуг кардинала.
Челядь Вулси одевалась не хуже королевской, слуги носили ливреи из малинового бархата, отороченного золотой парчой, даже самые низшие одевались в пурпур с черной бархатной оторочкой.
– Его превосходительство кардинал просит вас переговорить с ним, – сказал слуга. – Не подождете ли у него в покоях, сэр?
– Разумеется, подожду, – ответил Томас, и слуга сопроводил его обратно во дворец.
Томаса провели в покои кардинала, не уступающие роскошью королевским. Ему пришлось пройти через множество комнат в небольшую каморку. Вулси появился там через пять минут.
В алом атласном одеянии с собольим капюшоном он выглядел впечатляюще. О богатстве кардинала ходили легенды. Ему принадлежало несколько роскошных домов, где хранились немалые сокровища. Говорили, что Йорк-хауз и Хэмптон-корт соперничают с дворцами короля. Кардинал жил с большой пышностью в окружении целой армии слуг; у него было два казначея, три гофмаршала, раздатчик милостыни, два телохранителя и два камердинера; были смотрители кухонь, смотритель-эконом и даже смотритель за пряностями; пажам, кухонной прислуге, сторожам и швейцарам он не знал числа; повар его в окружении кухонной челяди важно расхаживал по дворцу, словно маленький царек, в одежде из камчатной ткани, с золотой цепью на шее и, в подражание хозяину, с флаконом духов в кармане.
Поговаривали, что роскошь Вулси превосходит королевскую; а поскольку кардинал выбился из низов, он сталкивался с негодованием знатных, считающих, что среди них ему не место, и завистью худородных, полагающих, что он должен стоять на их ступени. Однако его не трогали нападки ни тех, ни других. Не трогало, что язвительный Скелтон [8] написал стихи, метящие в его образ жизни, и что люди распевают их на улицах:
– Что не бываешь при дворе?– А при каком?При королевскомИли Хэмптонском?Двор короляКазался чудом всем.Но ХэмптонскийЗатмил его совсем.8
Джон Скелтон (1460–1529) – английский поэт-сатирик, воспитатель Генриха VIII.
Возможно, пелись они, чтобы возбудить гнев короля; но король не гневался на своего фаворита, так как считал, что роскошь, которой окружил себя Вулси, – следствие его королевских щедрот. Он открыл эти фонтаны изобилия и может закрыть их одним лишь словом. В сущности, каждый из них считал себя властелином обоих дворов. Кардинал видел в короле свою марионетку; король же считал своей марионеткой кардинала; никто не догадывался о близорукости другого, и оба были довольны.
Кардинал, несмотря на свое честолюбие, был добрым человеком. Никогда не творил зло ради зла. Им владела одна лишь страсть – честолюбие. К незаметным людям бывал щедр, и слуги очень его любили. Религию он использовал как лестницу к славе и богатству, использовал и людей, а если находил нужным их сокрушить, то не от злобы или внезапного гнева, а только лишь потому, что они становились преградой его честолюбию.
Вулси, как и король, проникся симпатией к Томасу Мору; он видел, что этот человек может быть ему полезен.
Видел он еще и то, чего не заметил король: Томаса Мора не радуют королевские
– Рад, что вы вернулись во дворец, – сказал Томасу Вулси. – Нам надо поговорить. Можете быть вполне откровенным, как и я. Не опасайтесь, что ваши слова выйдут из этих стен. Кэвендиш, верный мой слуга, позаботится, чтобы нас никто не подслушал. Так что… давайте высказываться открыто, мастер Мор.
– Что ваше превосходительство хочет мне сказать?
– Лишь одно: вы, я полагаю, обдумываете, как отказаться от королевского предложения?
– Да. Я от него откажусь.
– Не советую.
– Постараюсь вам объяснить. Кардинал поднял холеную руку.
– Не трудитесь. Я понимаю. Вы не честолюбивы. Вы ученый, желающий спокойно предаваться любимому занятию. Мне понятна ваша точка зрения, хоть она и в высшей степени необычна. Я читал ваши литературные произведения и хочу поздравить вас с их совершенством. Вы предпочитаете уединенную жизнь. Однако, если отвергнете дружелюбное предложение короля, совершите глупость. Нет-нет… поймите меня правильно. Если человек не ищет славы, она его не трогает. Но я говорю не о славе… не об успехах, которых вы, несомненно, добьетесь с вашими талантами. Я веду речь о вашей жизни, мастер Мор.
– О моей жизни?
– Она легко может оказаться в опасности.
– Не понимаю вас.
– Потому что не понимаете человека, с которым мы недавно расстались. Вы видите в нем могущественного короля. Не тревожьтесь. Я обещал говорить с вами откровенно, даже о короле. Может, вы сочтете меня неосторожным. Но, мой друг, если вы разгласите то, что услышите сейчас, я откажусь от своих слов. И к тому же, найду средства принудить вас к молчанию. Однако я знаю, что вы неспособны злоупотребить моим доверием. И доверяю вам, как вы доверяете мне. Вы только что стали очевидцем небольшого спектакля в королевских покоях. Очаровательно, правда? Неприметный юрист полагает, что не угодил королю; потом обнаруживает, что король им доволен. Генрих VIII, в сущности, еще мальчик, мастер Мор. Он любит игры, и вы дали ему возможность разыграть премиленькую сцену. Но юный король не всегда так благодушен. Иногда этот хищный звереныш рычит, иногда и набрасывается, я, хоть и очень пристально слежу за ним, не всегда могу спасти жертву от его когтей, даже если и очень хочу этого. Удивляетесь? Послушайте, я питаю к вам симпатию… как и король. Умных и честных людей в королевстве очень мало… прискорбно мало. И найдя такого человека, я не хочу его упускать. Вы мне нужны, мастер Мор, для совместной работы. Могу обещать вам большую карьеру… славу… успех…
– Ваше превосходительство…
– Я знаю, вам они не нужны. Вы хотите жить спокойно. Возвращаться домой к жене и умным детям, так ведь? Беседовать с образованными друзьями. Да, мастер Мор, жизнь прекрасна, когда дает человеку столько, как вам. Но подумайте: ребенок играет и любит свои игрушки, но что он делает, если игрушка ему не нравится? Ломает ее. Мастер Мор, играя сегодня в честного юриста, вы очень рисковали. Но этому ребенку понравился его спектакль, понравилась новая роль. Может, он слышал, что его в последнее время постоянно хвалят. Кто знает? Но вы угодили ему. Вы сыграли свою роль так хорошо, что ведущий актер смог затмить нас обоих. Теперь король будет недоволен, если вы не дадите ему возможность угождать себе, если не дадите показать всему миру, до чего он благожелательный монарх.
– Вы очень смелы, кардинал.
– И вы были смелы сегодня, мастер Мор. Однако нельзя раздражать короля дважды в день. Вам выпала большая удача; не надейтесь, что это повторится. Наш король – могучий лев, еще не сознающий своей силы. Сидящий в клетке… но при этом не видящий прутьев. Я его смотритель. Если он почувствует свою силу, свою власть, мы содрогнемся. Думаю, он даже способен поставить на карту королевство, лишь бы утолить свои аппетиты. Поэтому кормить его нужно с осторожностью. Это долг таких людей, как вы… как я… стремящихся служить своей стране… кто из чести, кто из честолюбия, не все ли равно, если мы служим ей хорошо? Долг таких людей – подавлять его личные желания. В противном случае король станет не улыбаться нам, а хмуриться.