Храм Василия Блаженного
Шрифт:
– Ой, Полиночка, она же за мужиками и полезла, - попыталась внести ясность Анастасия Николаевна.
– Валентина? За мужиками на чердак?
– едва не выронила утюг Полина Сергеевна.
– Да она за нашими мужиками полезла, - поняв, что сказала что-то не так, стала пояснять Анастасия Николаевна, но в это время двери открылись и на пороге выросла фигура соседки, Веры Ивановны, которая ловко перехватила в воздухе утюг, летевший на двери из рук Полины Сергеевны, недоуменно повертела его и вернула обратно.
– Ты чего это мне суешь, Полина?
Кустодиевская женщина стояла на пороге. Слона на скаку остановит!
– Это чего это висит?
– спросила она.
– Это Тоськина Валентина, - пояснила Полина Сергеевна.
– Ты зови скорее мужа, ее снять надо.
– Ага, - с готовностью отозвалась Вера Ивановна, повернулась и пошла в квартиру, заорав басом.
– Мишка! Вставай! Там Валентина чегой-то повесилась, вытащить надо!
– Вот дура баба!
– сплюнула в сердцах Полина Сергеевна.
– Типун ей на язык!
– Сейчас идет Мишка, - сообщила Вера Ивановна, появляясь в дверях. Полина, ты фершалка, посмотри пока, прыщик у меня на языке выскочил чегой-то, глянь, а?
Анастасия Николаевна с ужасом посмотрела на Полину Сергеевну.
– Давно прыщик твой выскочил?
– спросила Полина Сергеевна, сама изменившись в лице.
– Этот, что ли?
– ткнула себя в кончик языка Вера Ивановна.
– А у тебя их что - много?
– ужаснулась Полина Сергеевна.
– Да нет, бывают изредка. Этот вот вчера выскочил. А что?
– Да ничего, - с облегчением вздохнула Полина Сергеевна.
– Это хорошо, что вчера.
– Чего тут хорошего?
– обиделась Вера Ивановна. Но тут вышел ее муж.
– Об чем шум, бабоньки?
– рявкнул он.
– Кого вымать? Кто повесился и по какой причине-надобности?
– Дурак ты, Мишка!
– рассвирепела Анастасия Николаевна.
– Помог бы лучше: висит же человек.
Михаил с трудом поднял голову, да так и застыл, разинув рот.
– Закрой варежку, глаза твои бесстыжие! Не видал, что ли?! прикрикнула на него супруга.
– Да где же такое показывают?
– обиделся Михаил.
– И как я ее не глядя выну?
– Ты вниз смотри!
– распорядилась жена.
– Ага! Вниз!
– проворчал Михаил.
– А если возьмусь не за то? Ладно, отойдите.
Он быстро отцепил Валентину, опустив ее на площадку. Женщины тут же заспешили во двор, покричать снизу Косте и зятю Геннадию.
Когда вышли и глянули на крышу, у женщин дух захватило: оба стояли на самом краю, радостно размахивая руками, и вопили счастливыми голосами:
– Валечка! Я тута!
– Маманя, а это я - Костя!
– А мне летаааать, а мне летаааать, а мне летааать охотаааа!
– Чичас мы полетим, маманя!
– Точно! Как два этих, как их?
– Как две говешки, маманя!
– Грубый ты человек, Костя! Мы полетим как две птички!
– Костя! Костя! Не смей! Прибью, бандит!
– Геночка, милый, не надо!
Как бы не так! Они же были советские люди! Они прыгнули.
Что с ними случилось? А что может случиться с пьяным русским мужиком? Голова болела. Утром. А так - ничего. Ну, у Кости еще пятка немного, да зять Геннадий нос разбил, когда на четвереньки упал, руки у него подогнулись, алкоголем ослабленные. Вот, собственно, и все.
А как же антенна? Заработала антенна. Изображение хорошее получилось. Валентина даже с завистью сказала, глядя с укором в сторону мужа, что у них так хорошо этот телевизор не показывал.
Смотреть телевизор в этот беспокойный вечер не стали, отложив до завтра, других забот хватало: Геннадию нос смазать, ужином всех накормить.
Попробовали после ужина посмотреть, но шел скучный урок японского языка, а им это было как-то без надобности. По другим программам ничего не показывали, поздно уже было.
Зато на следующий день, проводив утром дочку с зятем, собрав со всего поселка многочисленных Пантелеевых, сели смотреть телевизор, усадив на ковре, впереди всех, Василия.
Костя торжественно включил телевизор и опять на экране появился человечек с очень узкими глазками. Такими узкими, словно он очень сильно не хотел видеть все это многочисленное семейство Пантелеевых. Те же, решив, что это опять урок японского языка, терпеливо досмотрели передачу до конца. Но закончил говорить один с узкими глазками, как его тут же сменила миловидная девушка, но опять с узкими глазками и опять заговорила по-японски.
Костя вспомнил, что программ на телевидении существует несколько, и стал переключать их. Программ, действительно, оказалось множество, и показывали на них все, что душе угодно: мультики, песни, танцы, кино, спорт, новости, но всюду почему-то были узкоглазые люди, и говорили они исключительно по-японски.
– Константин!
– ледяным голосом спросила мать, заподозрившая неладное.
– Вы чего это с телевизором сделали? Вы его, часом, водкой не напоили?
– Маманя!
– возмутился Костя.
– Он же - телевизор, потому и не пьет. Как его можно напоить? А я - что? Я - ничего. Я в антеннах этих ни черта не смыслю, антенна не унитаз, я только держал, да приваривал там, куда зять Гена показывал.
Что только потом не делали! Когда же разобрались что к чему, оказалось, что телевизор точно показывает Японию, что, как сказал Анатолий Евсеевич не с каждой спутниковой антенной возможно.
Невозможно-то невозможно, но показывало же!
Попытались было переделать антенну, но оказалось, что она приварена к другим антеннам, к трубам, скобам, крыше, ко всему железному, что подвернулось под руку "умельцам" на чердаке и на крыше. Как сказали потом специалисты, которые приехали специально из Москвы, посмотреть на это чудо, получилась некая система антенн, но все же того, что получилось, получиться никак не могло.