Храм Василия Блаженного
Шрифт:
Но большинство приезжих были такие, кому не то, что жилье купить, приготовить поесть не на чем было. Особенно много таких ехало из Чечни. На них смотреть было больно: приезжали, бывало, все имущество на себе имея. Там их боевики-чеченцы грабили, из домов выгоняли, по дороге сюда - казачьи лихие кордоны пощипали, да порой так, что и перьев не оставили. Безжалостно крали остатки их скудного барахлишка на забитых битком вокзалах всякие мерзавцы.
Вот эти обворованные, оглушённые бедой и кругом ошельмованные бедолаги селились на другом краю, в вагончиках, которые привезли сюда военные. Вагончики, это
Те, кто в вагончиках жили, быстро с местными перемешались, прижились, нашли общий язык и были приняты за своих. А вот те, что с дальнего конца, те особняком держались. За их высокие, диковинные в здешних местах, заборы, которые выше окон, поселковые в гости не хаживали. Их и не приглашали, да они и сами не напрашивались.
Работали на строительстве домов мужики поселковые: стены возводили, воду подводили, дворы плитами выкладывали. Но и они про этих поселенцев говорили без желания, на работу к ним шли неохотно, хотя и платили они хорошо и исправно.
Просто с попадавшими туда людьми что-то происходило. Они становились угрюмыми, молчаливыми и замкнутыми. И никто из них ничего не рассказывал, что же там такое за заборами этими высокими. Только Костя-сантехник как-то ответил нехотя на расспросы о приезжих:
– Что они за люди - не знаю, только нас они за людей не считают. Я им целый день сантехнику монтировал, по ниточке все выводил, душу в работу вложил. А мне даже спасибо не сказали, сунули молча деньги и поскорее за ворота выставили. Когда я на кухне у них с трубами возился, а потом во дворе, за мной пацан ходил, лет двенадцати. Он за собой стул таскал и тарелку с яблоками, которые грыз, чтобы не скучно было за мной следить, чтоб я не спёр чего...
На этом интерес поселковых к приезжим иссяк. Раз живут так люди, значит так им хочется. Значит - так им и надо. Правда, поначалу туда ещё ребятишки поселковые бегали. Ребятня народ любопытный. Но тут случилась беда: украл какой-то пьяница из вагончиков что-то из машины у тех, кто на дальнем конце селились. Пьяницу этого жена его застукала, когда он домой припёр барахлишко, сама отнесла всё обратно, прощения за мужа своего непутевого просила.
Крайние промолчали, но стали на ночь пару собак выпускать прямо на улицу. Да не дворняг каких брехливых, а серьёзных псов. Молчаливых, злобных. И как-то утром позабыли одну домой загнать, а тут мальчишки поселковые прибежали, их псина эта и покусала. Сеньке Малахову кусок мяса на плече вырвала. С тех пор и ребятишки туда ни шагу.
Так вот и жили, не замечая друг друга. Рядом и врозь.
Телевизор
Дочь Валентина и зять Геннадий привезли из Москвы в подарок матери и теще, Анастасии Николаевне Пантелеевой, телевизор. Себе они купили новый, импортный, с видеомагнитофоном вместе, а свой привезли матери. Он тоже был почти новый, цветной, с большим экраном и хорошо работал.
Поставили телевизор в углу и полезли зять Геннадий и сын Анастасии Николаевны Костя, на крышу, антенну ставить. Да где-то там, на крыше и пропали.
Мать с дочерью Валентиной мужчины усадили напротив включенного телевизора, чтобы они покричали им в окошко, когда на экране появится изображение.
Сидели, сидели мать с дочкой у экрана, по которому шел рябивший в глазах снег, да мелькали полосы, а картинки все нет как нет, и мужики ни гу-гу. Сообразила, наконец, Анастасия Николаевна, что здесь что-то не так, отправила дочку посмотреть, чем там мужики заняты.
Дочь Валентина лихо вскарабкалась на чердак, но там мужиков не было. Выглянула она в чердачное окошко на крышу, увидеть ничего не увидела, но голоса услышала отчетливо. Прислушалась она и ахнула: ее муж и брат... пели!
Два очень пьяных голоса, хотя и заплетаясь языками, но старательно и душевно выводили:
Пускай судьба забросит нас далеко! Пускай!
Ты к сердцу близко никого не подпускай!
Следить буду строго
мне сверху видно все - ты так и знай!
Пора в путь дорогууууу...
Услышав про то, что "пора в путь дорогу", Валентина не на шутку разволновалась, но все же на крышу лезть не решилась, стала звать мужиков в окошко и грозить всевозможными карами, но те то ли не услышали, то ли проигнорировали, тогда Валентина, женщина крупная, чтобы не лазить по чердаку вверх-вниз, свесилась в люк и стала кричать матери на первый этаж, помня, что двери в квартиру открытыми оставила.
Вышла мать на площадку, подняла голову, видит, дочка висит в люке вниз головой и что-то кричит ей, а что - ну никак она не разберет, потому что у телевизора появился звук, который заорал во всю свою железную глотку какую-то музыку и песни, и теперь мать не знала как его заткнуть.
Дочка, видя, что мать ее не понимает, свесилась ниже, да и сверзилась вниз головой. Быть бы беде, если бы не крепдешиновое платье Валентины, подолом которого она зацепилась за какой-то крюк. Платье выдержало, и ее удержало, только все, как есть, задралось кверху. И висела теперь Валентина во всей своей сокровенной шикарности, как лук в сеточке, нижним бельем красуясь, даже ногой дрыгнуть боится.
Прибежала наверх мать, увидела, что происходит, давай к соседям стучать. Выехал в коляске Анатолий Евсеевич, как увидел происходящее, так захохотал, что едва из коляски не выпал. Выбежавшая следом Полина Сергеевна быстро обстановку оценила, закатила мужа в обратном порядке в квартиру, несмотря на его протесты, а сама выскочила на площадку с утюгом в руках, перепугав Анастасию Николаевну.
Пролетев мимо нее, Полина Сергеевна загрохотала утюгом в двери соседей.
– Михаил тут живет, откатчик леса, ты что, не помнишь?
– пояснила она, обрушивая могучие удары на двери.
– Так он же глухой!
– удивилась Анастасия Николаевна.
– А ты думаешь, я зачем за утюгом бегала?
– Мамочка, это ты упала?
– спросила из-под подола дочка, не видящая что происходит, но услышавшая грохот.
– Ты что, Валентина, по звуку так решила? Так у тебя мать не железная по лестнице так греметь, - успокоила ее Полина Сергеевна.
– Это вы, Полина Сергеевна?
– заволновалась под платьем Валентина. Ой, стыдно-то как!
– Сейчас мы тебя снимем, ты только не дергайся. И чего тебя на чердак понесло? Мужиков, что ли, в доме нет?