Хранимые ангелами
Шрифт:
Наконец, когда оглушительный шум стих до приглушенного гомона, герцог заставил всех услышать себя. Он держал их соединенные руки, поглаживая большими пальцами. В конце концов, оказалось, что слов он смог найти не слишком много.
– Ну, мой мальчик и моя девочка. Хорошо. Конечно, этого стоило ждать. Это несомненно.
– Дорогой Эллиот. Дорогая Джун, – шмыгала в кружевной платочек герцогиня. – Это самый лучший подарок на Рождество, лучше всех других. Не то чтобы я не ценила все великолепные подарки, которые так порадовали меня сегодня. Но этот – лучше всех.
– Этого стоило ждать, – высказал герцог очень свежую мысль.
– Нам так жаль, что мы заставили вас волноваться, – сказал Эллиот, обводя взглядом собравшихся. – Вы, должно быть, уже поняли, что обстоятельства вынудили нас задержаться, хотя, кажется, никто больше не опоздал. Но вы, должно быть, все равно волновались. У нас не было возможности сообщить вам о себе.
– Но нам сообщили, – успокоил его герцог, перекрывая протестующие возгласы окружающих. – Мы получили записку от миссис Паркс. Мой мальчик, разве ты не помнишь, что попросил ее послать записку? – он покачал головой. – Должно быть, твои мысли были заняты совсем иным.
Последовал новый взрыв смеха. Некоторые, главным образом представители мужской половины семьи, лукаво усмехались.
– От миссис Паркс? – удивился Эллиот.
Джун лишь открыла рот, но не смогла вымолвить ни слова.
– Она написала нам, оповещая о том, что вы решили остановиться в ее маленькой гостинице и пробыть там до сегодняшнего дня, – сказал герцог. – Что вы решили предпринять попытку уладить ваши разногласия перед тем, как вернуться домой.
Герцогиня промокнула глаза. Джун видела, как ее мачеха закусила верхнюю губу.
– Она написала? – еле слышно спросил Эллиот. – Когда?
– Позавчера, – ответил герцог. – Ее письмо доставили сразу после вечернего чая и непосредственно перед тем, как приехали твой камердинер и горничная Джун. Поэтому мы вовсе не волновались, мой мальчик. Но сегодня все с нетерпением ждали вас. Один взгляд на ваши лица и на ваши соединенные руки, мой мальчик, и мы получили ответ, на который так надеялись. Так что видишь, это несложно.
Он гулко кашлянул, а потом от всего сердца рассмеялся, и к его смеху присоединились все родные и гости.
– Позавчера, – Эллиот переглянулся с Джун. – Но кто же был посыльным? И как ему удалось пробраться через эти снега? Только, если он пришел до того, как выпал снег. Но тогда как они могли знать…
У Джун закружилась голова. Она почувствовала, что сделала еще один ошеломляющий шаг к пониманию того, что с ними произошло.
– Снег? – озадачено спросила герцогиня.
– Снег? – послышались веселые голоса.
– Эллиот, мой мальчик, где ты был? На Северном полюсе?
– Некогда было выглянуть из окна спальни, чтобы посмотреть, какая погода?
– Вообразил, что затерялся в метели, не так ли?
– У нас никогда не было более бесснежного, более теплого Рождества, – сказала герцогиня. – К немалой досаде детей.
Тут она захлопала в ладоши.
– Все марш наверх, пить чай. Уже полчаса, как все готово. Если мы тотчас же не поедим, то к рождественскому гусю никто не успеет нагулять аппетит.
Это заявление вызвало энергичные протесты и толпа хлынула к парадной лестнице.
Джун и Эллиот смотрели друг на друга, почти до боли стиснув соединенные руки. По выражению его лица она видела, что он, как и она, с замешательством начинает осознавать невероятную правду.
Только одна леди Марта осталась в темном углу пустого зала. Она смотрела на них сияющими, полными слез глазами, а потом устремила взгляд вверх, к высокому потолку и за его пределы, чтобы без слов выразить свою благодарность.
Часть 17
Хотя Эллиот с большой неохотой оставлял дом, где они с Джун провели два дня, теперь он от души радовался возвращению к своей семье, радовался возможности отпраздновать вечер Рождества вместе со всеми. В этом году семья наконец-то собралась полностью. В этом году с ним была его жена.
И поэтому нынешнее Рождество было самым счастливым и самым благословенным.
Добрые пожелания от близких, сентиментальные слезы дам, сердечные – и зачастую весьма вольные – поздравления мужчин должны были бы смутить его. Но за всеми добрыми пожеланиями он чувствовал подлинную сердечность, и впервые до глубины души осознал, что это за чудо – семья. И большая семья – с бабушкой, дедушкой, тетками, дядьями и кузенами, и маленькая – состоящая только из него и жены.
Они наслаждались и гусем, и рождественским пудингом, и прочими закусками, гарнирами и приправами, пока не наелись до отвала. И танцевали весь вечер и всю ночь напролет, пока держали ноги. Этот бал не был сугубо официальным, чему Эллиот был искренне рад. По меньшей мере половину всех туров он танцевал со своей женой.
А затем, еще позже, они легли в постель, но, несмотря на усталость, не спали почти до рассвета, то занимаясь любовью, то тихо переговариваясь.
И сошлись на одном. В полдень, за два дня до Сочельника, они перешагнули границу реальности, вместе пережив одно и то же невероятное приключение.
– Если вдуматься, это должно бы пугать, – сказала Джун. Она теплым котенком свернулась на его груди. – Но вовсе не пугает.
– Нам следует спросить себя, в своем ли мы уме, – ответил он, целуя ее в макушку. – Но я никогда не чувствовал себя более нормальным.
– Здесь никакого снега не было, – все еще удивлялась она.
– А миссис Паркс послала сообщение.
– Они знали, что мы появимся, Эллиот. Они ждали нас.
– И они задумали сегодня днем вернуть нас домой. Для нас даже дорогу очистили.
– Что бы это ни было, – сказала она, – это было добро. Это должно быть добро, Эллиот. Это ощущалось как добро. Возможно, я хотела бы остаться там навсегда, если бы не понимала, что должна вернуться назад, что именно здесь то место, где мы должны жить. В реальном мире.