Хранимые ангелами
Шрифт:
Джос закатился звонким смехом. Миссис Паркс раскачивалась в своем кресле, ее плечи дрожали от хохота, а оборки чепца трепетали.
Было уже поздно и Джос начал зевать. Миссис Паркс накрыла стол, и все сели, чтобы разговеться рождественскими блюдами, хотя Эллиот успел полакомиться ими, горячими, прямо из духовки еще утром.
– Отправляйся наверх, – сказал Эллиот, когда голова Джоса стала клониться к столу. – Идите с ним, миссис Паркс. Я помогу Джун управиться с посудой, затушу огонь в очаге, установлю перед ним решетку и проверю, надежно ли заперта дверь.
Не пытаясь возразить, бабушка с внуком ушли, и вдруг показалось, что теперь в доме остались только двое, с удовольствием изображающие семью. Они молча делали все, что перечислил Эллиот, но тишина была удивительно дружеской.
Наконец, она повернулась, чтобы пойти в спальню, оставив ему свечу. Но он, стоя у окна и выглядывая сквозь щель в занавесках, подозвал ее.
– Погоди, – сказал он. – Иди сюда и взгляни на это. Нет, давай лучше выйдем и посмотрим.
Эллиот накинул на себя пальто, а ее закутал в плащ. Потом открыл дверь, и они вышли наружу. Он крепко обнимал Джун за плечи.
– Ты видишь?
Было светло, как днем. Ясное небо искрилось мириадами звезд. Снег мерцал, отражая их свет. Но самая яркая звезда сияла почти над их головами. Казалось, она светила только для них. Казалось, она омывала их не только светом, но и теплом. Какая странная мысль.
– О, – воскликнула она. – Это – Вифлеемская звезда.
– Да, – ответил он. – Да, это она.
Она посмотрела на него и увидела, что он слегка запрокинул голову и закрыл глаза.
– Эллиот, – тихо, почти шепотом, спросила она. – Что происходит?
Он открыл глаза и посмотрел на нее.
– Я стараюсь не задумываться об этом. Я пытаюсь просто быть благодарным за то, что это происходит . Рождество и его святое волшебство. И даже нечто большее. Рождество принадлежит всем. А это, кажется, предназначено только для тебя и меня.
– Для нас, – она закрыла глаза, как только что сделал он. – Я не думала, что когда-нибудь снова будем мы . Это возможно?
Она отчаянно хотела, чтобы он ответил «да». Она до боли желала этого, того, что казалось немыслимым всего полтора дня назад. И она поняла, что хотела этого всегда. Все те годы, когда его не было в Англии и он подвергался опасности, а она была еще совсем юной. Все те кошмарные месяцы после их свадьбы, когда она была в полной растерянности. И все те месяцы после того, как она оставила его и ждала, что он приедет, чтобы вернуть ее. И потом, все эти унылые годы.
– Я начинаю, – медленно сказал он, – верить в чудеса. И во вторую попытку, Джун.
Он прижался щекой к ее макушке.
– Джун, ты вернешься ко мне? Ты дашь мне второй шанс? Позволишь любить тебя?
На мгновение, несмотря на все то, о чем она только что думала, Джун похолодела от ужаса. В доме их ждала общая постель. Если бы сейчас она сказала «да», то они бы не просто разделили ее, как сделали это прошлой ночью. Если бы сегодня вечером она сказала да, то они соединились бы в акте, который всегда внушал ей страх.
Но тогда она была наивной девочкой. Тогда она мечтала о нежной привязанности, о возвышенной любви. Она была не готова к плотской страсти. Она оказалась неспособной справиться с потребностями человека, который пытался изгнать демонов войны, укрывшись в теле своей жены.
Теперь она стала женщиной. Джун поняла, что она – это и тело, и ум, и душа, и что у всего этого, что вместе и есть она, имеются свои потребности, и их надо удовлетворять, если она хочет быть довольной и счастливой. Брак – это союз двух людей. Супружеская любовь – это не нечто бесплотное, не только чувства. Супружеская любовь намного богаче. Она объединяет не только души, но и тела.
Она хотела слить свое тело с его телом. Она хотела быть с ним.
Она хотела быть его женой.
– Я буду нежен, любимая, – начал он неуверенно, с трудом выговаривая слова. Она по-прежнему молчала. – Если ты хочешь, то мы просто будем лежать рядом, как прошлой ночью. Это было чудесно. Мы стали друзьями. Этого будет вполне достаточно. Если ты хочешь именно этого.
– Нет, – она уткнулась ему в плечо. – Этого недостаточно, Эллиот. Между нами должно быть или все, или ничего. Я бы предпочла все, пожалуйста.
Какое-то время он не шевелился и ничего говорил. Но она чувствовала, как прерывисто он дышит.
– Да, – наконец ответил он. – Джун, давай не спрашивать, что происходит и почему. И еще. Давай позволим этому случиться.
Он повернулся и повел ее в тепло и покой маленького дома.
Ссылка:
(1) Ев. от Матфея 18,20: "Ибо, где двое или трое собраны во Имя Мое, ТАМ Я ПОСРЕДИ НИХ" (Прим перев).
Часть 11
Он заметил, что у него дрожат руки и пересохло во рту. Ему безумно хотелось быть безупречным. После того, как Джун бросила его, у него было множество женщин, впрочем, до женитьбы их тоже хватало. Но теперь он понял, что никогда прежде не занимался любовью.
Даже с Джун. Даже со своей женой, любовью всей своей жизни. Он отчаянно попытался брать у нее, чтобы у него самого была возможность хоть что-то отдавать. Он считал, что у него вообще нет ничего сколь-нибудь ценного, чтобы отдавать. У него есть только руки, покрасневшие от крови, и сердце, ожесточенное близостью к смерти и насилию. И душа, которая тосковала по нормальной жизни, но не знала, где ее найти, кроме как в теле своей юной жены, в ее нежности и невинности.
Тогда он не понимал, что на самом деле у него имелось то, что бы можно было отдавать. Нечто бесценное. Самый драгоценный дар. Он умалил даже свою любовь к ней.
Теперь он знал, что ей подарить. Он знал, что каким-то образом получил возможность сделать ее счастливой – и сегодня ночью, и на всю оставшуюся, как он надеялся, совместную жизнь.
И все же его тревожила безмерность того, что он должен был дать, и потребность сделать это безупречно. Его руки и губы дрожали.
Так же, как и ее.