Хранитель драконов
Шрифт:
Но стоило этой женщине из Удачного ввернуть комплимент-другой, и драконица обратила все внимание на нее, как будто Тимары вообще не существовало. Интересно, сочла бы Элис драконицу «блистательно прекрасной», если бы увидела часов пять назад? Навряд ли. Драконица воспользовалась трудом Тимары, чтобы привлечь к себе хранителя получше. Ну что ж, скоро она обнаружит, что ошиблась.
Как и Татс.
От этой мысли у Тимары на глаза навернулись слезы. Ночью, когда Татс убежал от костра и Джерд направилась следом за ним, Тимара ничего такого и не подумала. Татсу нужно побыть одному, решила она. Но потом, когда эти двое вернулись к костру вместе, Тимаре стало ясно, что он не сидел в одиночестве. Татс полностью оправился от разговора
В ту ночь Татс устроился спать рядом с Джерд и даже не пожелал Тимаре спокойной ночи. А она-то считала его своим другом. И в простоте своей даже вообразила, будто он вызвался стать драконьим хранителем только из-за нее. Хуже того — рядом с ней разложил свои одеяла Рапскаль. Она не могла встать и уйти от него, как ей того хотелось. И теперь каждую ночь он спал рядом с ней. Во сне он разговаривал и даже смеялся, а ей снились тяжелые сны о том, что отец смотрит на нее из тумана.
Сейчас Тимара безуспешно пыталась собраться с мыслями и сосредоточиться на разговоре удачнинской женщины и Небозевницы.
— О, прекраснейшая, можешь ли ты вспомнить опыт своей непосредственной предшественницы, жизнь твоей славной матери? Знаешь ли ты, что случилось с миром, отчего драконы почти исчезли и надолго оставили людей тосковать во тьме?
Она замерла в ожидании ответа, держа наготове перо и бумагу. Тошно смотреть.
Хуже того, Небозевница млела от похвал и разговаривала с женщиной загадками, увиливая от ответа.
— Моя мать? Будь она тут, ты бы не посмела ее так легко оскорбить! У драконов нет матерей, в том смысле, в котором они есть у вас, млекососущие созданьица. Мы не трясемся над пищащими младенцами и не тратим время на уход за беспомощными юнцами. Мы никогда не бываем так беспомощны и глупы, как новорожденные люди, не ведающие ничего ни о мире, ни о себе. Не насмешка ли это, что вы, живущие столь мало, так долго остаетесь несмышлеными? А мы живем в дюжину раз дольше, и в каждый миг жизни знаем, кто мы и каковы были наши предки. Ты можешь убедиться, что у человека нет надежды понять дракона.
Тимара резко отвернулась от драконицы и от женщины из Удачного.
— Лучше я попробую раздобыть для тебя что-нибудь поесть, — заявила она, не заботясь о том, что вклинивается в их беседу.
Все равно этот разговор был отвратительным. Женщина постоянно задавала Небозевнице глупые вопросы, раболепно рассыпаясь в слащавых похвалах. А драконица продолжала темнить, не давая настоящих ответов. Может быть, так и ведут себя драконы? Или Небозевница просто пытается скрыть свое невежество?
Эти мысли тревожили девушку куда сильнее, чем то, что Татс может счесть Джерд более привлекательной, чем она, Тимара. Ни драконица, ни женщина из Удачного словно бы и не заметили ее ухода, и от этого раздражение нарастало.
Тимара направилась через илистый берег туда, где стояли лодки. Свое охотничье снаряжение она оставила в одной из них. Бросив взгляд в сторону дальней оконечности отмели, она заметила большой черный корабль. «Смоляной». Странное судно, куда более широкое и угловатое, чем те, что Тимаре приходилось видеть раньше. На его носовой части были нарисованы глаза; девушка слышала, что это старинный обычай — старше любого поселения в Дождевых чащобах. Считалось, так корабль получает возможность самостоятельно выбирать себе путь и избегать опасностей, встречающихся на реке. Тимаре нравились эти глаза. Их взгляд казался мудрым и древним, словно у доброго старика, и чудилось в нем нечто вроде понимающей, сочувственной улыбки. Тимара понадеялась, что глаза действительно помогут кораблю найти путь вверх по реке Дождевых чащоб. В этом путешествии им пригодится любая помощь.
Тимара отыскала свою острогу и решила попытать счастья. Хотя, похоже, другие хранители уже обшарили отмель, перебив всю рыбу, которой не хватило ума уплыть подальше. Даже Рапскалю повезло — он загарпунил рыбу величиной с собственное предплечье. Парень исполнил победный танец, помахивая вздернутой на острогу рыбиной, а потом повернулся к своей красной драконице. Та ходила за Рапскалем, точно игрушка на веревочке.
— Открой рот, Хеби! — крикнул мальчишка, и драконица послушно разинула пасть. Рапскаль снял рыбу с остроги и кинул ей в пасть. Драконица не двигалась. — Ну, ешь! Еда у тебя во рту, просто закрой его и жуй! — посоветовал ей хранитель.
Миг спустя драконица принялась жевать. То ли тварь, подумала Тимара, слишком тупа, чтобы есть то, что ей уже положили в рот, то ли рыба слишком мелкая, так что дракон даже не заметил ее.
Девушка покачала головой. Вряд ли более-менее крупная речная рыба будет ходить на отмели, в мутной теплой воде. Повернувшись спиной к драконам и их хранителям, Тимара направилась к дальнему концу прогалины, где сплетенные корни деревьев нависали над самой водой. Там росли жесткая осока, камыш и копейная трава. После разливов реки на сплетенных корнях повисли мертвые ветки и опавшие листья, образовав массу, уходящую глубоко в воду. На месте рыбы Тимара именно там и искала бы укрытия от солнца и хищников. Надо попробовать порыбачить.
Карабканье по изогнутым корням было похоже и непохоже на прогулки в кроне деревьев. Там, наверху, падение означало смерть, но многослойная крона давала сотни шансов ухватиться за ветвь или лиану и спастись от гибели. Здесь в переплетении корней под ногами зияли просветы. Внизу текла река, серая и жгучая: в лучшем случае получишь сыпь по всему телу, в худшем вода разъест кожу и плоть до самых костей. Была еще вероятность рухнуть в воду с головой и, хуже того, оказаться затянутой под сплетенные корни. Под ногами Тимара по-прежнему чувствовала дерево, но опасности подстерегали иные. Почему-то это мешало девушке вспомнить, что она создана для жизни в Дождевых чащобах. Мешало двигаться уверенно.
В очередной раз поскользнувшись на корнях, Тимара остановилась и задумалась. Потом села и осторожно расшнуровала оба башмака. Сняв их, она связала шнурки, повесила башмаки на шею и пошла дальше, цепляясь когтистыми пальцами ног за кору. Вскоре она нашла хорошее место для рыбалки. Лиственный покров над головой отбрасывал на воду тень. Толстый изогнутый корень задерживал плавучий мусор, но при этом небольшой участок на поверхности воды оставался чистым. Трава и упавшие ветки задерживали муть, и вода была почти прозрачной. Тимара села так, чтобы ее тень не падала на воду, нацелила острогу и стала ждать.
Понадобилось время, чтобы понять, что творится под водой. Девушка не видела рыбу, но время от времени замечала тени и завихрения воды — признаки того, что рыба проплывает мимо. Рука заныла, устав держать орудие наготове, будто острога весила как целый древесный ствол. Тимара постаралась забыть о боли и целиком сосредоточилась на том, чтобы по поднявшемуся со дна илу понять, как движется рыба. Вот там, должно быть, хвост, значит, здесь голова, нет, поздно, ушла под корни. Вот она, вот она… нет, снова спряталась. А, вот опять, и большая, сейчас, сейчас… есть!