Хранитель клада
Шрифт:
– Что за черт! У меня клиенты на прием записаны, два гадания и снятие порчи, никто не идет!
– сказала она Бурому.
– Заблудились, что ли?
Это опять было вранье. Хотя заблудиться тут несложно, проходной дворик у нас - подлинный Тезеев лабиринт.
Бурый промолчал, и она перешла в наступление, тыча кровавым когтем в двускатный рекламный шалаш:
– Слушайте, вы! Вы мужчина или нет? Вытащите этого козла на улицу!
– Сами тащите, - ответил Бурый.
– Я женщина!
– гордо сказала моя дура.
– Я его поднять не могу! А вы - запросто! Поймите, не придут клиенты - не
Бурый подумал, встал и взялся за рекламный шалаш. Приподнял, опустил и нехорошо посмотрел на дуру.
– Он же легкий.
– Это для вас - легкий. А я женщина, мне его не пошевелить.
Я знаю человеческую натуру. Если кому-то по меньшей мере трижды сказать одно слово, оно обретает силу… впрочем, об этом я уже вспоминал… Так вот, дура уже трижды назвала себя женщиной - того и гляди, Бурый поверит!
Конечно, если ее отмыть, одеть в обычное платье, убрать эти страшные вороные космы, а главное - зашить рот воловьими жилами, она будет привлекательной женщиной средних лет, и какой-нибудь вдовый вечный подмастерье мясника или плотника обретет свое непритязательное счастье. Только теперь, насколько я понимаю, мужчины этой породы жениться не хотят - они и так могут прожить без забот.
Бурый молча выволок стенд в прихожую и начал пропихивать в дверь. Моя дура была наготове - сразу подтащила кресло поближе к окну, забралась на него и отдернула синюю в звездочках штору.
– Ой, блин… - прошептала она, подоткнула подол и поставила ногу на спинку кресла.
Я понял ее замысел. И ужаснулся последствиям.
– Стой!
– закричал я, посылая голос в нужное место, чтобы добиться внятного эха.
– Стой, говорю! Застрянешь!
Звук был - вполне удовлетворительный звук, - но она от волнения и с перепугу, видимо, оглохла. Рама поднималась вверх, и дура, не рассчитав, навалилась пузом на подоконник и попыталась вылезти. Тут рама и рухнула ей на поясницу. Но даже если бы Машка чудом осталась висеть в воздухе - она все равно бы застряла, потому что человеку ее сложения изогнуться так, чтобы преодолеть эту щель, просто не дано.
Я окаменел, глядя на брыкающиеся ноги. Вошел Бурый - и тоже озадаченно на них уставился.
– Вот дура, - сказал он.
Ноги были приемлемые - такие не стыдно показать выше колена. Моя дура нажила избыток плоти в щеках, груди, талии и заду, однако ноги как-то сберегла. Взгляд Бурого на них был уже более осмысленным, чем прежние его тупые взоры. Я даже подумал, что вся эта затея - ловушка на мужчину. Но отмахнулся от мысли - это было бы слишком разумно для моей дурехи.
Бурый неторопливо подошел, изучил обстановку, примерился и попытался выдернуть неудачницу из окна за талию, но получил удар пяткой в грудь и отскочил. Хорошо, что дура во время своей эскапады потеряла туфли - иначе лежать бы сейчас Бурому с каблуком в сердце.
Его лицо несколько оживилось. Я даже тревогу прочитал на не слишком высоком челе.
– Держи ее, держи!
– крикнул я.
– Уйдет вместе с оконной рамой!
Иногда страшно хотелось поговорить, пусть хоть о погоде и ценах на дрова. Не то чтобы я ждал ответа от тех, к кому обращался, но если годами молчать - то и спятить недолго.
Пока я еще пребывал в своем уме. Сумасшедший призрак жил через дорогу - в телесной жизни
Бурый молча смотрел на мою дуру. И даже щурился, что могло означать улыбку.
Входная дверь скрипнула, мы разом обернулись.
В прихожей появился монументальный дед с примотанным в области груди поверх застегнутого пиджака жестяным тазом. Зрелище было даже для меня жуткое - дед использовал длинные серые полотенца, вроде тех, на каких опускают гроб в могилу. А Бурый преспокойно смерил деда взглядом, решил, что опасности это полоумное чучело не представляет, и опять повернулся к окну.
– Тут целители принимают?
– спросил дед.
– Тут, батя. Заходи, садись, - рассеянно ответил Бурый, примериваясь к ногам.
– Не могу, шайка мешает, - сказал дед и постучал в жестяной таз.
– Ну, стой…
Бурый зашел сбоку, что было разумно.
– Лови ее за обе конечности разом и дергай сильнее, - посоветовал я.
– Мне целитель нужен, врачи не берутся. У меня дырка в груди открылась, из нее так сифонит - занавеска шевелится, - сообщил дед.
– Я им в поликлинике говорю: дырка сквозная, навылет, и из нее сзади наперед сифонит, со свистом, сам слышал. Они мне говорят: дедушка, мы дырок не лечим, ищи народного целителя. У вас-то хоть дырки лечат?
– Погоди, батя, - отмахнулся от него Бурый.
– Видишь, тетка застряла.
Дед с пониманием оглядел ноги.
– Ничего, справная, - сказал он.
– То-то и оно. Ты, батя, погуляй немного, четверть часика, - распорядился Бурый.
– И приноси свою дырку.
Он уже был мне симпатичен своим непоколебимым спокойствием.
– Я схожу пива выпью, - подумав, решил дед и отбыл. Бурый сел в кресло и молча уставился на мою дуру.
Политика правильная, подумал я. И даже сказал бы - единственно возможная политика. Дуре неудобно, страшно, больно - и долго ли она в таких обстоятельствах будет молчать?
– Да помогите же наконец!
– взмолилась она.
– Вы мужчина или где?!
– Брыкаться будете?
– спросил Бурый.
– Не буду! Чтоб вы сдохли!
На такую любезность могло быть несколько ответов. Бурый избрал самый практический - потянулся к столику на колесах и включил электрочайник. Этим он без слов сообщил: буду комфортно ждать, пока ты не поумнеешь.
Если бы он знал ее так же хорошо, как я!
– Ну сделайте же что-нибудь!
– опять заныла она.
– У меня печень перехватило! Я же помру тут!
– Лягаться будете?
– Сказала же - не буду!
Нашел кому верить… Хотя в таких обстоятельствах даже безнадежные дуры временно набираются разума.
Бурый встал, подтащил к окну второе кресло, забрался, приподнял раму и кое-как помог пленнице высвободиться. Она буквально рухнула в свое кресло. И как по-вашему, что содержалось в ее первых словах? Вот именно - бесстыжее вранье.
– Черт знает что! Я дворничихе за уборку заплатила, а она окно не вымыла. Я сейчас смотрю - батюшки, на нем репу сажать можно. Полезла посмотреть, и вот… Я же ей деньги платила! А она в середке поскребла, а по краям - грязь…