Хранитель ключа
Шрифт:
А немногим восточнее части под монархическим триколором задумали разгромить части коммунистические. И сделать это не в лоб, а организовать правильное окружение, котел.
Охват был задуман красиво, несимметрично, в стиле Шлиффена.
Центр связывает противника обороной и даже немного отступает, завлекая. Левый фланг подполковника Кузьминова по сильнопересеченной местности пробирается строго на восток, через леса, через болота, обходя укрепленные посты, перерезая коммуникации,
Зато правый фланг, усиленный кавалерией, должен был пойти сначала тоже на восток, затем на север, покрыть почти семьдесят верст и встретится с войсками Кузьминова, замкнуть кольцо.
Части подполковника Кузьминова, выполнив боевую задачу, вышли к безымянной высоте, взяли под контроль стратегический мост, ожидая, когда к разъезду подойдут войска Подлецова.
Но подполковник Подлецов поступил в полном соответствии со своей фамилией. Он не стал замыкать наступление, вместо этого взял городишко Великий Кокуй, крупный по названию и местным меркам, но совершенно незначительный со стратегической точки зрения.
Но казалось подполковнику: зачем идти к какому-то разъезду, если можно стяжать славу освободителя целого города.
Взять, к слову городишко было совсем не сложно — только того и дел было, что шмальнуть из трехдюймовки да разогнать взвод красноармейцев.
Узнав об этом, в штабе плевались, рвали волосы, обещали за упокой души подполковника Подлецова поставить прямо тогда, не дожидаясь кончины оного.
Но подлецам, как всегда везет.
Красные не провели регонсценировку, не разведали, что кольцо окружения не сомкнулось. Ударили, вернее, бежали по пути кратчайшему, по лучшей дороге — на Великий Кокуй, полагая, что местный гарнизон держится. И налетели на пулеметную пургу войск подполковника Подлецова.
Убитых на самом деле было мало: у большинства хватило поднять руки и стать под знамена трехцветные. Те, кому это было невозможно по политическим мотивам, по званию просочились вокруг города…
По-хорошему Подлецова надо было или расстрелять или сорвать погоны да отправить рядовым на передовую. Но нет — подполковнику повезло. В городишке было найдено восемь сотен винтовок. А так же на станции Решетнково, отстоящей от города на верст этак семь, разъезд захватил вагон набитый серебром.
Правда, винтовки были итальянской выделки, и патронов к ним в этих краях практически не имелось. Да и с серебром получилась небольшая неувязка. Решетниково, если ехать на восток, был станцией конечной. То бишь отправить вагон в белый тыл оказалось невозможным.
Слитки пришлось выгружать на телеги и везти их за пятьдесят верст на телегах. Где-то треть серебра по дороге пропала.
Генерал Бутусов, руководящий операцией, скрепя сердцем присвоил Подлецову чин полковника и тут же убрал из линейных частей, перевел в штаб.
Подлецов приказа не послушал.
Можно, конечно, было объявить Подлецова мятежником, но хватало врагов и явных. И генерал Бутусов сделал вид, что так и надо.
Полет
Выходя на улицу, Евгений пробормотал:
— Тятя, тятя, наши сети притянули мертвеца. Наши сети вообще ничего кроме мертвецов не притягивают, потому как в озере этом рыбы отродясь не водилось! так что извольте жрать мертвеца!
— Жень… — заговорил Чугункин.
— Чего?
— Ты прости, когда я сказал, что колдуна видел… Не подумал.
Аристархов совершенно честно махнул рукой:
— Не бери в голову, не думаю, что это глобально что-то изменило. Нас бы все равно послали на поиски. Пошли по домам.
На перекрестке бабушка продавала пирожки.
Евгений остановился около нее, достал из кармана бумажник:
— А с чем у тебя пирожки, бабушка, с мясом?
— Какое тебе мясо, сыночек. Мясо ноне кусается! С горохом пирожки… Будете?
— С горохом так c горохом. Дайте два…
Расплатившись, Евгений принял пирожки и тут же отдал один Чугункину. Бабушка спрятала купюру и зачастила:
— Оно и хорошо, что с горохом, а не с мясом. Вчерась, говорят мальчик у Купцовых пропал. Кто говорит: рванул на Дон к Корнилову, а кто — что его поймали и на холодец пустили:
— Кого пустили на холодец? — не понял задумчивый Аристархов. — Корнилова?
Но бабушка не стала объяснять. Только махнула рукой и сказала
— Кушайте на здоровье.
Затем широко перекрестила покупателя, будто давая понять, что разговор закончен.
Крестное знамение подействовало: Евгений вздрогнул, посмотрел бабке в глаза. Та отчего-то зарумянилась.
— А скажи-ка, мать, имелась ли у вас в городе нечисть и прочие пережитки царизма?
Старушка кивнула:
— А как же, имелась и имеется! В городе домовые шалят. То муку рассыплют, то в молоко плюнут, да оно и скиснет. Еще, говорят, домовые девок портят, к бабам наведываются. Оно-то, если вдова, то даже хорошо, а так… За городом, оно похуже: водяные, русалки, лешие.
— Ну а как с домовыми борются?
— А зачем с ними бороться? Начнешь драться с ними — они начнут драться с тобой. Конечно, кто иконами все углы завесит… А я так сметаны поставлю за шкаф — он наестся и сидит тихо…
— А вы видали домовых? — встрял Чугункин. — может, их и нет вовсе.
— Ну ведь сметана пропадает! Стало быть, кто-то ее ест! Отчего не домовой?
— Отчего не кош… — начал, было, Чугункин, но почувствовал, как Аристархов толкнул его локтем.
— А вот если… — помялся Евгений. — Если нечистую силу надо непременно изгнать? Что тогда делать?