Хранитель Мечей. Одиночество мага. Том 1
Шрифт:
Но тут неизменно следовали слёзы, иногда – взахлёб, иногда – тихо, со стоном. Деталей совершённых обрядов некромант дознаться не мог. У каждого обелиска убили по дюжине пленниц. Просто чудо, что не успели добраться до тех, кого Фесс пытался спасти ещё в Агранне. К каравану, рассказывали пленницы, дважды присоединялись другие, они тоже везли «живой материал» для жертвоприношений.
Что происходило после обряда, эльфийки, само собой, не знали. Раса с естественной склонностью к волшебству куда более сильной, чем у людей, они тем не менее ничего не почувствовали и ничего не заметили. Фессу оставалось только
И что делать, если скамары после своего некрополя захотят отправиться восвояси? Увы, он, Фесс, не может в одиночку блуждать по салладорскому пеклу. Он не полный профан в магии Воды, но его знаний недостаточно, чтобы отыскивать блуждающие по пустыне колодцы. Впрочем, пока что скамары шли куда нужно – на восток, петляя, конечно, от одного источника к другому, но тем не менее – на восток.
Ничего существенного с отрядом не происходило – пустыня оставалась какой и была, истинным царством смерти, царством абсолютного отрицания живой природы, царством нагого песка.
Главарь скамаров старался держаться от Фесса подальше. Эльфийки попросили дать им оружие – похоже, ещё один раз попадаться никто из них не собирался.
Через два дня пути отряд повернул на юг, и в сердце Фесса закрались самые чёрные подозрения. Конечно, может, это просто совпадение, но... неужели скамары и в самом деле направляются к могиле Салладорца? Но откуда у великого мага могла взяться настоящая могила. Он ведь ушел, подобно Атлике – не зря же Вейде поминала четыре разрушенных города. Никакой могилы и быть не может, в лучшем случае – кенотаф, надгробие у пустой ямы. Или создатель «Трактата о сущности Инобытия» даже в смерти перехитрил всех? Что, если он нашел-таки способ вернуться?
После одного дня пути на юг отряд свернул обратно на запад, и последние сомнения исчезли. Главарь скамаров отказывался даже говорить о том, чтобы дать эльфийкам провожатых и довести до обжитых мест.
«Иди с восхода до полудня...» – невольно подумал Фесс, когда точно в назначенное время за барханами впереди поднялись ступенчатые пирамидальные башни – наполовину разрушенные, стены словно изгрызены громадными зубами. Они поднимались медленно, и горячий ветер тонко и злобно выл, с разгона натыкаясь на острые, точно сломанный клык, вершины.
– Вот оно... – проговорил, останавливаясь рядом с некромантом, главарь разбойников. – Золота, камушков – сколько хочешь, хоть лопатой греби. Никакой тебе стражи. Вот только... те, кому под землёй лежать положено... Стеречь их это дело поставили, что ли? Вместо живых, которым и жратву подавай, и деньгу, и бабу...
– Тогда стоп, – скомандовал Фесс, посылая коня вперёд. – Смотри, чтобы с этого бархана – никто, ни-ни, а то сам у меня стражем здешнего золота сделается.
Дважды повторять ему не пришлось.
Конь ступал осторожно, гнул шею, косил на седока большим глазом, словно просил повернуть назад. Фесс явственно ощущал страх животного, непонятно только было, чего он так боится, – сам некромант не чувствовал ничего подозрительного. Впрочем, он часто, как выяснялось, ничего не чувствовал. Плохо, когда нельзя доверять собственному чутью.
На гребне ближайшей к некрополю песчаной волны он остановился. Отсюда можно было разглядеть могильник
...Древние стены вырастали прямо из жёлтого песка, словно скалы, вздымавшиеся из морской пены. Пирамиды, пирамиды, пирамиды, простые и ступенчатые, трёх– и четырёхгранные, низкие, повыше и совсем высокие. Все в той или иной степени разрушены. Иные лишились только вершин, иные – стёрты чуть ли не до основания. Острые края изломов уже успел сгладить ветер, гоняющий по пустыне песчаные тучи. Песок заполнил промежутки, длинные золотые языки жадно тянулись к проломам, словно песку мало было своего абсолютного господства вокруг. И чувствовалось, что он не успокоится, пока под его волнами не скроется последний камень, уложенный здесь руками людей.
За чертой пирамид Фессу виделось скопление приземистых, приплюснутых строений с узкими чёрными щелями входов. Меж расплывшихся, местами обрушенных стен на занесённых песком постаментах высились статуи, какие-то получеловеческие, полузвериные фигуры, деталей издалека было не разглядеть.
Сказать, что здесь «пахло смертью», – значило не сказать ничего. Здесь смердело, здесь разило ею, здесь всё возведено было только ради смерти, для её прославления и в великом страхе перед нею, как будто владычица Серых Пределов, точно бандит с большой дороги, удовлетворится выкупом и не посягнёт на жизнь обираемых...
Над подобной надеждой даже смеяться было глупо.
Фесс неподвижно застыл на песчаном гребне, сам превратившись в часть этой мёртвой пустыни, и ветер, срывая песчаные стрелы с ярко-жёлтого гребня, сердито швырялся ими в плащ некроманта. Жар, словно невидимый дракон, впился в тело, жадно высасывая влагу, – Фесс не шевелился. Прежде чем он полезет в могильник, тем более такой древний, он сам должен как бы сделаться частью этого кладбища, уловить его отзвуки, почувствовать скрытое там, всё это прежде, чем не то что пускать в ход заклятья, но и сделать один-единственный шаг за невидимую, но чётко ощущаемую им границу. Хватит с него «чрезвычайных происшествий», подобных дренданнскому... аккуратнее надо работать, аккуратнее – подобно тому, как возле того чёрного обелиска. Хочется верить, что раненый салладорец не успел подать весть своим.
Так и только так.
Жёлтые струйки песка, бьющиеся в плащ некроманта. Ветер, с упорством самой смерти грызущий изломанные неведомыми гигантами пирамиды. Какое тут всё... пустое. Лишённое магии жизни. Тут, конечно, есть живые существа, но они... они словно бледные тени, отбрасываемые облаками в лунную ночь. Оболочки, скользящие по самой грани тумана. Зыбкие и наполовину бесплотные.
...Он не услышал её шагов. Эльфийки умеют ходить бесшумно даже по пустыне. Не почувствовал он и ауры живого, по-настоящему живого существа.
Агатовые глаза смотрели прямо и требовательно. Одна из тех, кого он пытался спасти в Агранне, – и ведь даже имени её он тогда не знал.
– Ты хочешь идти. – Она не спрашивала, она утверждала.
– Это мой долг. – Фесс постарался, чтобы это прозвучало не слишком выспренне.
– Возьми меня с собой.
– Нет. – Фесс знал, что она попросит.
– Ты не понимаешь. – Она не удивилась. – Я знала Рысь. Ты любишь её... и до сих пор не веришь в её смерть.
И вот теперь он удивился уже по-настоящему.