Хранитель Мечей. Рождение Мага
Шрифт:
Лер тем временем кричал всё громче и отчаянней, в воздухе пополз запах палёного. Толпа захохотала, словно в каком-то безумном исступлении.
Фесс ощутил заметный толчок Силы. Этлау, сейчас похожий отнюдь не на смиренного служителя Церкви, а на кровожадного ночного демона, стоял на телеге, широко раскинув руки и подняв лицо к небу. Так, наш доблестный отец-экзекутор что-то затеял… что?
Словно в ответ, со стороны погоста донеслось хриплое завывание. Фесс своим надчеловеческим слухом уловил, как скрипят когти, взрывающие землю, как из своих нор выбираются странные, составленные из костей и полусгнившей плоти
– Этлау! – яростно крикнул Фесс. – Они сейчас будут здесь!..
Экзекутор не обратил на него внимания. Сила вокруг него пришла в движение… знакомая, куда как знакомая Сила! Не веря собственным глазам, Фесс обернулся – так и есть, подручные отца-инквизитора растянули несчастную «прелюбодейку» на широкой, отполированной тёмной доске и, сорвав одежду, сейчас деловито стучали молотками. Гвозди проходили прямо сквозь плоть. Крики молодки на какое-то время заглушили даже вопли поджариваемого заживо Лера. Акостяные гончиеуже мчались сюда во весь опор, почуяв вожделенную добычу. Фесс покрепче перехватил посох – в конце концов, теперь он имеет полное основание сказать, что всего лишь защищался.
Палач в сером склонился над женщиной, рука с зажатым в ней каким-то устрашающего вида инструментом опустилась, и пронзительный, срывающийся визг заставил Фесса поспешно зажать уши, чуть не уронив при этом собственный посох. Это невозможно было слушать. На это невозможно было смотреть. Да заслуживают ли жизни вообще все те, кто терпит такое?! Быть может, ожившие мертвецы творят благое дело, очищая землю от подобной людской плесени?
В этот миг из-за угла вылетелигончие, и Фесс инстинктивно вскинул посох на изготовку. Ну, твари, держитесь!..
Однако вместо того, чтобы ринуться на толпу, чудовища внезапно жалобно завыли, словно побитые псы. Остановившись, они принялись отчаянно тереть уродливые костяные морды, словно что-то запорошило им глаза. Разумеется, это была приведённая в ход Этлау Сила… Сила, которой он, маг от Мощи Спасителя, не мог, априори не мог пользоваться должным образом. Фесс застонал, поняв наконец, что делается. Глупец! Трижды глупец! На что он рассчитывает, этот святоша?! Ну да, кладбище успокоится… на три-четыре месяца. А потом из своих гнёзд вырвутсядраконы… и что тогда?!
А тогда от Больших Комаров не останется ничего. Ни больших комаров, ни маленьких. Только пепелище, проклятое и людьми и духами, здесь вечно будут витать погибшие души, горько жалуясь на судьбу равнодушному, но не отказывающемуся слушать их небу…
Гончие медленно пятились. Толпа, захваченная святым экстазом, их, похоже, не замечала – все повалились на колени и затянули молитву. Этлау по-прежнему стоял на телеге, запрокинув голову, – его взятая у Тьмы Сила и впрямь теснила врага, заставляя его шаг за шагом отступать, – в то время как его подручные деловито пытали двух несчастных, избранных в жертву ради спасения деревни. Фесс понимал – стоит Леру и его возлюбленной умереть раньше срока, и невидимая защита лопнет, гончие бросятся вперёд, и тогда не спасётся даже сам Этлау… Интересно, понимает ли он хотя бы это?!
Похоже, не понимал. Он тратил Силу, как ребёнок, что тщится заполнить
«А что, если?..» – мелькнула внезапная мысль.
Да, но помогать врагу? Ведь Этлау припишет этот успех себе! И двинется повторить его в следующей деревне, потом ещё в одной, и так без конца. Ты сам умножишь людские муки, Фесс, ты, пришедший защитить их от ужасов ночи! Ты презришь договор, обязывающий побеждённую некогда Тьму выступить на защиту малых сих от собственных Тьмы порождений?
Протяжно воя, гончие продолжали отступление. Вся площадь стояла на коленях, моляще простерев руки к Этлау, – он казалася сейчас единственным спасителем.
Неужели ты будешь ещё ждать, Неясыть?
Он чувствовал – жизнь девушки висит уже на волоске, палач оказался то ли слишком усерден, то ли неумел – несчастная умирала. А от исходящего криком на жаровне Лера Этлау достаточно Силы вытянуть не сможет. И тогда…
«Пропади оно всё пропадом. Ты не гнул шею ни перед какими инквизиторами, Неясыть. Неужто согнёшь сейчас?!»
Фесс решительно шагнул вперёд и взмахнул посохом. К нему он ещё не прибегал ни разу, даже испытания проходил без него, и сейчас оказался прямо поражён эффектом. Похоже, не зря его делали на заказ…
Самое первое, самое трудное заклятие легло легко и ровно, словно строчка стежков у хорошей мастерицы. Сила, безжалостно вырванная Этлау у двух несчастных жертв, обрушилась на Фесса гремящим, всесокрушающим водопадом. Жгучая Сила, смешанная с отчаянием, болью, ужасом небытия, кошмаром подступающей смерти – так что сам Неясыть вскрикнул: Сила опаляла, словно огонь.
И он ударил этим огнём от души, рубанул сплеча, уже не просто вталкиваянеупокоенныхобратно в их развороченные могилы, но испепеляя гнилую плоть, заставляя распадаться пылью клацающие кости, лопаться безглазые глазницы, раскалываться, взрываясь изнутри, оскалившиеся черепа.
Со стороны это выглядело так, словно с посоха Фесса, разрывая ночь, потёк вперёд чёрный огонь, тугие струи охватывали монстров, и те тотчас же начинали обращаться в ничто. На самом кладбище из развороченных могил вверх ударили фонтаны земли: словно сама Великая Живородящая отторгала восставшие против жизни бренные останки. Остатки гробов, не пошедших в дело костей – всё это взвилось в воздух, в тот же миг вспыхивая уже нормальным, человеческим, всеочищающим живым огнём.
Фесс почти терял власть над Силой, отчаяние и боль умирающих преобразовывались во всесокрушающую жажду разрушения; он чувствовал за спиной гнев и ярость Этлау, понявшего, в чём дело, – ну куда ж ему,святому магу, было перехватить обратно нити управления Силой у истинного адепта Тьмы!
Покончив скостяными гончими, сотворённый Фессом ураган ворвался на погост. Буйный вихрь, в котором тьма была перемешана с огнём, вскрутился тугой спиралью, играючи переворачивая могильные плиты, разбрасывая землю – он рвался вглубь, туда, где дремали чудовищные коконыкостяных драконов, тварей, перед которыми те же гончие показались бы жалкими щенками.