Хранитель секретов Борджиа
Шрифт:
– Как бы вы не пожалели завтра о том, что рассказали мне под парами алкоголя… – ответил Жоан, не скрывая своего страха.
Микель расхохотался.
– О том, что рассказал тебе секрет из секретов и после этого вынужден буду убить тебя?
Жоан кивнул, выдавив из себя улыбку, а Микель снова рассмеялся.
– Не волнуйся. Даже выпив лишнего, я знаю, что могу рассказать другу. А что нет.
– Я рад.
– Ну так вот, мой отец любил мою мать и захотел, чтобы я получил такое же образование, как мои сводные братья: латынь, кое-что из философии, теологии и языков, а также военное ремесло. Он позаботился о том, чтобы я жил во дворце и учился у тех же учителей, что и остальные его дети. Но это была территория графини, и она изливала на меня всю ту ненависть, которую питала к моей матери. Слуги
Я не имею большой склонности к общению, тем не менее сызмальства привык защищать себя, поэтому дети прислуги и даже мои братья жаловались на мои пинки и удары кулаками, которые я раздавал. Это еще больше ухудшило мое положение, потому что графиня преследовала моего отца, обвиняя его в том, что он дал прибежище во дворце буйному типу. Ко мне никогда не относились так, как к моим братьям, никогда я не носил ту же одежду, не чувствовал ласки; я спал в комнатах со слугами, а не в господских покоях. Графиня все силы употребила на то, чтобы всячески подчеркивать мое неравенство с ее детьми, и даже смерть моей матери не изменила ее отношения ко мне. Я всегда считался незаконнорожденным сыном мавританки, сукиным сыном. Но меня боялись.
– А как вы оказались в Риме?
– Семьи Борджиа и Корелья были в хороших отношениях друг с другом еще со времен первого Папы Борджиа, и мой отец нашел способ избавить меня от гнева графини. Он отвез меня в Италию, чтобы я поступил на службу к Александру VI, как только он будет избран. Для меня было облегчением думать, что я раз и навсегда избавлюсь от позорного клейма, но мой брат Родриго, которому столько же лет, сколько и мне, возжелал явиться вместе со мной к папскому двору. Наш старший брат, который живет в Кочентайне, очень слаб здоровьем, поэтому Родриго не захотел делать карьеру на церковном поприще, что было бы ему предназначено как второму сыну, и даже отказался от предложенного ему Папой поста кардинала. Он ждет смерти брата.
Так что, как видишь, даже здесь я не могу избавиться от положения бастарда. Есть законный по рождению Корелья, а есть сукин сын. Мой брат Родриго вырос в любви, он легко входит в дружеские отношения с людьми, часто улыбается и приятен в общении. Он напрямую был принят на службу к Папе, а я остался на втором плане. Когда речь заходит о придворных мероприятиях, торжественных застольях в честь кого-либо или балах, мой брат Родриго всегда там присутствует; он – истинный придворный в свите Папы. Когда же дело идет о какой-либо менее изысканной задаче, грязной или рискованной работе, как, например, убивать быков на корриде или быть телохранителем в Барселоне для такого неуправляемого хлыща, как Хуан Борджиа, тогда вспоминают о Микеле Корелье, который только для этого и существует.
Некоторое время назад Папа организовал прием в садах Бельведера; неподалеку находится небольшой ватиканский зоопарк, из которого сбежал лев. Все, кто сопровождал Папу – кардиналы, прочие церковнослужители, дворяне и слуги, – в панике бежали оттуда с душераздирающими криками. Все, кроме моего брата, который, обмотав плащом левую руку и обнажив шпагу, попросил Александра VI встать за его спиной. Наверное, со стороны это выглядело смешно, потому что мой брат похож на меня – невысокий, худощавый, а Папа значительно объемнее. Тем не менее Папа славится своим хладнокровием, поэтому он совершенно спокойно сделал то, о чем его просили. И они оба медленно, но угрожающе стали перемещаться в направлении льва, который, обалдев от брошенного ему вызова, не решился наброситься на них. Вскоре беглецы возвратились вместе с солдатами папской гвардии, которые окружили животное и загнали его обратно в клетку. Думаю, что этот лев был упитанным и смирным.
Поэтому можешь себе представить, какую славу приобрел мой брат благодаря своим действиям; он превратился в официально признанного героя, а также получил от Папы две тысячи дукатов ежегодной ренты.
Микель замолчал. Его полный озлобленности взгляд терялся где-то в темноте ночи. Он глотнул еще водки, и Жоан,
– Я бы поступил точно так же, а может, нашел бы лучшее решение, – продолжил Микель после довольно продолжительной паузы. – Но я не удостоился приглашения. Мое происхождение не было достаточно законным. С того момента стало очевидным следующее: чем выше поднимался Родриго, тем ниже опускался я. У меня было несколько стычек с другими испанцами из папской свиты, во время которых дело доходило до оружия, и с тех пор моя слава неуправляемого человека все росла. Папа испытывает ко мне странную привязанность, и я думаю, что он пришел к выводу, что я чего-то стою и что меня можно использовать для определенного рода сомнительных поручений, относительно исхода которых он предпочитает быть в неведении. Когда я попадаюсь ему на глаза, а он пребывает в хорошем настроении, то иногда шутливо водит указательным пальцем вверх-вниз, одновременно указывая на меня, как будто предупреждая о чем-то, и с ласковой улыбкой зовет меня уменьшительным вариантом моего валенсийского имени: «Микалет, Микалет». И тогда он разговаривает со мной как с непоседливым ребенком, который вот-вот совершит какую-нибудь шалость.
Мне хотелось бы иметь такого отца, как Александр VI. Его дети такие же незаконнорожденные, как и я, но он защищает их любой ценой, а также осыпает их всевозможными титулами и почестями. Он ведет себя как могущественный бык, который никого и ничего не боится, защищая и превознося своих отпрысков.
Его осознание клановости настолько сильно и он ведет себя настолько уверенно, что даже я, бастард, которого всегда отвергали, вдруг начинает чувствовать себя членом его семьи. Папа и его дети знают, что я им верен, что я, не задумываясь, убью лучшего друга, если это понадобится, чтобы защитить их. Борджиа стали той семьей, которой у меня никогда не было в Кочентайне.
– Я знаю, что вас боятся, – ответил Жоан, сильно обеспокоенный словами Микеля. – Но я никогда не слышал, чтобы хоть кто-нибудь называл вас незаконнорожденным.
– Это, скорее всего, потому, что те, кто так поступил, уже мертвы, – ответствовал дон Микелетто, и на его лице появилась широкая улыбка, обнажившая хищный оскал.
Жоан внимательно осматривал трещины, появившиеся в южной части крепостной стены. Он сконцентрировал огонь своих кулеврин на участке, близком к основанию одной из башен, а также на одном из форпостов, защищающих часть сооружения. Он подозревал, что там должен был образоваться не один пролом. Уже восемь дней они последовательно обстреливали эту стену, а защитники крепости практически не показывались, чтобы выстрелить в ответ с той стороны.
В то утро, в перерыве между артиллерийским обстрелом, один из офицеров инфантерии приказал двум молодым солдатам под прикрытием испанских аркебуз и арбалетов собрать стрелы и копья, которые валялись на нейтральной территории между защитными деревянными сооружениями, построенными осаждающими, и дозорной башней крепости. Жоан внимательно наблюдал за проведением операции, поскольку прекрасно понял, что офицер, помимо сбора боеприпасов, хотел оценить жизнеспособность противника. Никто не стрелял в ребят, и один из них, набравшись смелости, добрался до подножия дозорной башни, которая в том месте была в достаточной степени разрушена, и с легкостью взобрался по ней. С противоположной стороны он обнаружил копья и стрелы от аркебуз и арбалетов, спокойно собрал их и живехонек вернулся в расположение испанских войск.
– Происходит что-то странное, – сказал Жоан офицеру. – Никто не реагирует. На этом фланге самые большие разрушения от огня артиллерии, но я не думаю, что они отказались от защиты этой части крепости.
– И в самом деле очень странно, – подтвердил офицер. – Пошлю-ка я мальчишку еще раз.
Офицер приказал выстрелить, и под прикрытием огня своих товарищей молодой солдат снова пересек ров, подбежал к дозорной башне и, не встретив никакого сопротивления, взобрался по ее разрушенной части, чтобы проникнуть внутрь. Недолго думая, Жоан прыгнул в ров в том же месте, где только что пробежал юноша, и бросился за ним. Он хотел проверить прочность стены. Взобравшись по тому, что осталось от дозорной башни, он спрыгнул вниз с другой ее стороны.