Хранитель секретов Борджиа
Шрифт:
Александр VI принял Жоана с широкой улыбкой. Папе было шестьдесят шесть лет; у него была довольно массивная фигура, а взгляд отличался умом и пытливостью. В его манерах сквозило величие, он вел себя несколько высокомерно, но одновременно и по-отечески. Жоан преклонил колено, и Папа протянул ему руку, чтобы тот поцеловал кольцо.
– Мне говорили о вас, – сообщил понтифик. – Тем не менее я слышал только о вашем таланте в ведении дел в книжной лавке и ничего не знал о ваших способностях в артиллерийском деле. Ваш дом хорошо известен в Риме,
– Именно так я и поступлю, Ваше Святейшество.
– Я благодарю вас за вашу помощь делу Церкви, – добавил понтифик по-валенсийски. И на прощание благословил Жоана на латыни.
Возвратившись к своему столу, Жоан превратился в центр внимания для публики: то, что Великий Капитан представил его Папе, считалось честью вдвойне. Жоан был счастлив, оттого что его оценили по достоинству, но, неожиданно поймав один из взглядов, сосредоточившихся на нем, он как будто почувствовал удар кинжалом. Ненависть и зависть, плескавшиеся в глазах Хуана Борджиа, заставили его вздрогнуть от страшного предчувствия.
Известие о признании заслуг Жоана как Папой, так и Великим Капитаном мгновенно распространилось по городу, и его возвращение в книжную лавку стало триумфальным. К чувству любви и теплу семьи добавилось восхищение работников и клиентов. Взятие Остии стало наилучшим известием для Папы и его каталонцев, поэтому количество посетителей лавки заметно увеличилось. Всегдашние клиенты поздравляли, а новые с большим вниманием разглядывали его, ожидая возможности побеседовать. Книжная лавка, как никогда ранее, превратилась в место для проведения разного рода встреч в Риме.
Жоан не рассказал Анне ни о том взгляде, которым наградил его Хуан Борджиа, ни о том, какое неприятное впечатление он на него произвел, но страх перед новым визитом папского сына в его дом не давал ему полностью насладиться своим триумфом. Герцог Гандийский появился лишь через несколько недель: он пришел однажды утром, когда в лавке не было посетителей. Жоан, только что вернувшийся с переговоров по поводу поставки партии кожи для переплетных работ, узнал одного из оруженосцев герцога у дверей своей лавки, который был занят беседой и следил за лошадьми в ожидании хозяина. Все напряжение, что накопилось за эти дни, дало о себе знать, и, выругавшись, Жоан бросился внутрь лавки. Как мог этот недостойный тип посметь вернуться в его дом после попытки похитить его супругу?
Никколо встретил его беспокойным жестом и кивнул в сторону двери, ведущей в малый зал. Изнутри раздавались голоса.
– Пропустите меня, – решительно произнесла Анна.
– Вы в самом деле этого желаете? – Хуан Борджиа уперся рукой в косяк двери, не позволяя ей пройти.
– Да, герцог, пожалуйста, – ответила она, на этот раз
– А может быть, вам больше понравилось бы… – сказал папский сын и осекся на полуслове, потому что в зал неожиданно вошел Жоан.
– Немедленно позвольте ей выйти! – крикнул Жоан, в глазах которого полыхала ярость. Приблизившись к Борджиа сзади, он схватил его за плечо и толкнул к стене.
На лице герцога сначала отразилось удивление, а потом гнев.
– Да как ты смеешь, гнусный книготорговец! – воскликнул он, положив руку на эфес своей шпаги.
Но герцог не осмелился обнажить шпагу, потому что острие кинжала Жоана уже упиралось ему прямо в кадык.
– Я прекрасно знаю, что именно ваши люди пытались похитить мою жену, – сказал ему Жоан, увеличив давление на шею герцога. – Ничтожество!
Анна поспешила встать между мужчинами и попыталась заставить мужа убрать оружие. Капелька крови выступила на шее папского сына.
– Пожалуйста, господа, успокойтесь, все в порядке! – произнесла она. – Дон Хуан, простите моего мужа, он слишком любит меня.
– Здесь только один кабальеро, – ответил Борджиа вне себя от ярости. – А этот – мужлан, деревенщина. И мне наплевать, что он ваш муж: только вы должны решить, пойдете со мной или нет. И поверьте, это будет наилучшим выбором для вас. Он для меня абсолютно ничего не значит.
Последние слова герцог произнес, глядя на Жоана с презрением. Жоан изо всех сил сжал челюсти и замолчал, холодно глядя в глаза этому недоноску, который считал себя лучшим жеребцом в Риме. У Жоана дрожали руки, и он старался унять эту дрожь, представляя себе, как заново выхватывает кинжал, чтобы вонзить его подонку прямо в сердце. Однако Жоан прекрасно понимал, что это была несбыточная мечта, потому что если бы он зарезал герцога, то таким образом навлек бы на свою семью жуткие несчастья.
– Вы очень интересный и привлекательный мужчина, настоящий кабальеро, герой, победивший в сражении при Остии, герцог, – говорила Анна ласковым голосом, мягко поглаживая правую руку Борджиа в надежде успокоить его и рассчитывая, что ей удастся убедить его не обнажать оружие. – Любая женщина предпочтет вас моему мужу. Но я люблю своего супруга. Вы знаете, что такое любовь, мой господин? Истинная, настоящая, всепоглощающая любовь? – Она постаралась вложить в этот вопрос всю свою силу убеждения.
Папский знаменосец вперил в нее свои голодные, волчьи глаза, пытаясь подобрать слова для ответа.
– Я вам скажу, мой господин, – продолжила Анна нежным голосом. – Это как наваждение, когда человек, видя и высоко ценя достоинства других, тем не менее, хочет быть рядом только с одним-единственным человеком и любить его. Для него не существует никого другого. Именно это я чувствую к своему мужу. Нет в Риме другого человека, более достойного любви женщины, чем вы, но я не могу принять ваше предложение. Я люблю мужа.