Хранитель Силы
Шрифт:
Ровно через семнадцать минут начался новый налет. Мелкие бомбы сыпались где-то рядом, со стен пивного склада слетала пыль, и странно начинали гудеть пустые дубовые бочки. И когда вой штурмовиков отступил к северу и стало почти тихо, зенитная установка все еще молотила воздух разношенными стволами. Несмотря на это, разведчики скатили с полок бочки и улеглись спать. Соболь приготовил место Пронскому, расстелив свой кожаный плащ, однако тот приоткрыл дверь и достал карту города. Начальник разведотдела попросил разрешения и присел рядом на корточки.
— Мы уже потеряли семь человек, товарищ Глория, —
— Это минимальные потери, майор.
— В конце войны — огромные. Мы же не под Москвой — под Берлином. Таких ребят оставили… И схоронят, как фашистов.
— С сумерками вышлешь разведку вот сюда, — капитан ткнул пальцем в карту. — Подберешь двух человек со знанием языка.
— Не из кого подбирать, товарищ Глория…
— С хорошим знанием, — надавил Пронский. — Нужно изучить подходы к этому костелу, расположение каких-либо войск поблизости, наличие развалин, пустых подвалов и прочих укрытий. Наша авиация окажет шумовую поддержку.
— Опять под свои бомбы?
— Под своими умирать легче…
— Обидней…
— Разговоры отставить, — оборвал Пронский. — Сам пойдешь на Зеештрассе, в одиночку. Там есть старинная водонапорная башня. Войск кругом полно, в самом парке стоит дальнобойная артиллерия и танки, но зато практически нет патрулей. В башне живут люди из разбомбленных домов. Отыщешь среди них Генриха Кресса. Человек он приметный: нет левой руки до плеча. Передашь ему вот эту гранату. В случае малейшей опасности прежде всего обязан взорвать ее. Вопросы есть?
— Есть — тихо сказал Соболь. — Хотелось бы знать, зачем все это?
— Не задавай глупых вопросов, майор.
— Все понимаю… Но умирать легче, когда знаешь, за что.
— Да дело у нас обычное, язык нужен. А сначала требуется найти, где сидит.
— Должно быть, важный язычок, коли фронтовая артиллерия на нас работает, фронтовая авиация, как часики… И народ не жалеем. Уж не за Гитлером ли охота?
— А он теперь не стоит того, чтоб таких людей за него класть. Есть персоны и поважнее его.
Майор вроде бы успокоился.
— Ладно, раз так… Вот бы вернуться, да потом узнать, кого притащили. Хотя бы через несколько лет.
— Ничего, вернемся и все узнаешь, — пообещал Пронский. — Я тебе сам расскажу.
Ровно в двадцать два часа зенитчикам привезли стволы и боеприпасы. Пронский тотчас вышел к машине, проверил документы у фельдфебеля и двух солдат-техников, разбиравших зенитную установку.
— Почему вовремя не доставили стволы? — спросил он.
Фельдфебель резко мотнул головой.
— Бомбежки! Завалы на улицах — не проехать! Вторые сутки!
— Я стою здесь под теми же бомбами! — засипел на него лейтенант-зенитчик. — Могли принести на руках!
— Напишите рапорт, — дерзко бросил фельдфебель, невзирая на присутствие офицера СС. — Пусть меня арестуют.
— И спасут жизнь? — рванулся к нему лейтенант.
— Твоя жизнь больше не нужна Рейху, — Пронский вынул парабеллум и мгновенно выстрелил фельдфебелю в лоб. Того кинуло через борт грузовика, перевернуло в воздухе и поставило на ноги. Сделав два шага, он упал навзничь, под колесо.
Старики — зенитчики и техники, меняющие стволы, застыли в страхе
— Так будет с каждым трусом, — спокойно сказал он своим солдатам.
— И с вами, лейтенант, — предупредил Пронский и пошел к своей группе.
В то время по Берлину рыскали специальные команды СС и без всякого суда и следствия расстреливали паникеров, трусов и предателей.
Разведчики стояли в темном проеме дверей и, видимо, этот расстрел подействовал и на них — молчали.
— Первая группа — вперед, — приказал он Соболю. — Ты пойдешь через пять минут.
В полной тишине проводив разведчиков, полковник приблизился к сидящему между бочек Сыромятнову.
— Пойдешь со мной, старшина. Возьми с собой радиостанцию и резиновую лодку.
Тот медленно поднялся, надел и застегнул плащ, повесил автомат на шею, положил в карманы по гранате. Тонкий и плоский нож в мягком чехле сунул за голенище — оружие носил, несмотря на Страстную неделю.
— С рацией понятно, а зачем это, товарищ капитан? — он взвесил мешок, набитый резиной. — Когда мосты есть?
— Разговоры отставить, — рявкнул Пронский. — И впредь — тоже.
Старшина втиснул радиостанцию в мешок вместе с лодкой взвалил на спину и надел на плечи лямки.
— Вьючная лошадь, — проворчал. — Остановят сразу… немцы столько не таскают…
Над Берлином было относительно тихо и звездно, виднелись отблески пожара в центральной части, но безмолвные и похожие на зарницы, и где-то в восточном пригороде слышались далекие разрывы тяжелых снарядов. Но на земле, по узким улицам, с потушенными фарами и на малой скорости ползли грузовики, бульдозеры расталкивали завалы, какие-то люди в сером, возможно, военнопленные, доставали из развалин трупы, остатки мебели и вещей, раскладывая это все по отдельным кучам — шла молчаливая и сосредоточенная работа, напоминающая нечто среднее между поведением душевнобольных и действиями похоронной команды. Больше часа они шли по темному, урчащему городу, прячась под арками и во дворах, когда встречался патруль, или наоборот, изображали его, топали по тротуарам, пугая призрачные тени, сигающие по сторонам. Уже на подходе к реке в небе вспыхнули и скрестились сотни прожекторных лучей, и сразу же послышался высокий гул тяжелых бомбардировщиков.
— Ну, сейчас вмажут, — с удовольствием и по-русски обронил старшина
— Не забывайся, — остановил Пронский, и в тот же миг вспыхнула огнями прожекторов вся брусчатая набережная, высветив стволы зенитной артиллерии. Звезды погасли, и на земле стало темнее.
Капитан повернул круто вправо и двинулся вдоль реки, старым прибрежным парком, где между деревьев на пешеходных дорожках стояли грузовики со снарядами. Шли они открыто, но с оружием наготове, и опасались не жандармов, а солдат, у которых к концу войны наконец-то вызрела ненависть к СС. Однако парк скоро кончился, обрезанный лодочной станцией, где на наблюдательной площадке виднелись фигуры в шинелях. Они обогнули деревянные строения и оказались перед кованной решетчатой изгородью, за которой уже белыми пятнами цвела вишня и сквозь переплетения яблоневых крон темным кубом чернел дом. Пронский отыскал калитку и вошел во двор.