Хранитель Силы

Алексеев Сергей Трофимович

— О чем ты говоришь? Я приехал, чтобы оформить наш развод.

Барбара ничего не хотела слышать, и это было так же странно, как и ее любовь, вспыхнувшая несколько месяцев назад. Еще прошлой зимой, когда она приезжала в Россию к своим партнерам, ничего этого не было и в помине. Мало того, она заявилась в квартиру на Чистых прудах с переводчиком, устроила вечеринку по поводу встречи с законным супругом и в одиннадцатом часу уехала со своим толмачом в гостиницу.

Кажется, резким заявлением о разводе он расстраивал какие-то планы, Барбара не была готова к этому и сейчас, не

зная как себя вести, продолжала старательно исполнять заранее обусловленную роль.

— Сегодня ты будешь отдыхать и набираться сил, — заявила она. — В подвале дома есть сауна и бассейн. Потом ты можешь лечь в постель…

— Спать днем нельзя! — отрезал он. — Я хочу работать!

— О, да, пожалуйста, Андрей, — разрешила Барбара. — Компьютер стоит в кабинете на втором этаже, можешь пользоваться сколько угодно… Да, ты совсем изменился. Почему у тебя так горят глаза?

— От всевозможных страстей и желаний.

Законная жена не поняла, пожала плечами.

— Хорошо, можешь работать… У меня тоже есть дела в офисе.

Ей надо было проконсультироваться и внести поправки в отношения.

— Будет лучше, если я уеду в гостиницу, — сказал он.

— Не отпущу! — властно заявила Барбара. — У тебя есть дом. Это твой дом!

Она достала из шкафчика заранее приготовленные бумаги в пластиковом пакете, положила перед Андреем.

— Ты привык жить в общежитиях и казармах и не знаешь, что такое собственный кров и домашний уют. Я хочу, чтобы ты почувствовал это.

Хортов достал документы и слегка ошалел: старый генеральский дом был его безраздельной собственностью, вместе с землей размером в один гектар.

— За что мне такие подарки?

— Это доказательство моей любви. Хочу, чтобы ты почувствовал себя свободным человеком. Только свободный человек способен на безграничную любовь.

— Я стану невольником, — складывая обратно бумаги, проговорил Андрей. — Если приму этот подарок.

— Не тороплю тебя, — дипломатично и нежно сказала она. — Я сейчас уеду, а ты походи по дому, по земле, почувствуй, что такое собственность. Здесь, все твое! Даже вот эти серебряные ложки!.. Ты заслужил это, Андрей. Я помню твои рассказы о нищенской жизни в России, о бедности семьи, от которой ты бежал и скитался по вокзалам и баржам.

— Я бежал не от бедности, — машинально воспротивился Хортов и замолк.

— О, ты много поймешь! И меня поймешь.

Осматривать свои владения Хортов отправился тотчас же, как только «мерседес» Барбары вырулил за пределы территории. Он приметил на заднем дворе гараж на несколько боксов и в первую очередь отправился туда, чтобы спрятать подложный паспорт. Но в саду, напротив гаража, оказался Шнайдер, который снимал яблоки, не совсем крепко висящие на деревьях. Он сидел на стремянке и пробовал на отрыв чуть ли не каждое — это чтобы не было падалицы. После дождя все было мокро, и на старика иногда обрушивались потоки воды. Форму он уже сменил, и сейчас напоминал желтого цыпленка.

— О, господин Хортов! — обрадовался дворецкий и ловко спустился на землю с пластмассовой корзиной яблок. — Как вам понравился обед?

— Неплохо, Готфрид, совсем не плохо, — через губу сказал Андрей,

как и положено хозяину. — Весьма питательно.

— Моя жена готовит прекрасно, — не удержался Шнайдер. — Да, особенно борщ, господин Хортов. И знаете, кто ее научил такому колдовству? Я! Потому что я давным-давно умею готовить настоящий украинский борщ.

— Были в плену? — упер палец в эмблему дорожной службы на груди.

— Да-да, господин Хортов, в городе Курске строил дома! — с гордостью сообщил старик. — И немного говорю по-русски. Если вы позволите, то мы можем общаться на вашем языке. Мне очень важно для практики.

— Запрещаю! — категорически отказал Хортов. — Практика мне тоже нужна. Знаете, чем я занимаюсь?

— Безусловно, господин Хортов! Читал вашу статью! Мне нравится, что вы пишите о стариках, о судьбах людей… И о немецких исторических проблемах. Современная пресса — это криминал, грязные истории и катастрофы. Не обижайтесь, но русская тоже! Жаль, что Россия взяла на вооружение пороки Запада.

Его осведомленность о делах хозяина слегка насторожила, однако Андрей отнес это на происки законной жены — даже прислугу натаскала…

— Вы читаете русские газеты?

— Иногда покупаю, когда езжу в Берлин. Так, из любознательности читаю, пользуюсь Интернетом, — старик оказался неожиданно словоохотливым. — Я много пропустил в юности, да… Теперь наверстываю в старости. Мне было четырнадцать лет, когда Гитлер пришел к власти. Вы представляете мою юность?

— Штурмовые отряды?

— Я не знал, чем все это закончится, — признался дворецкий. — Мы были молодыми и очень хотели поправить дело. Ведь Германия стояла у последней черты. Помню, когда моего отца выбросили за ворота, он готов был поддержать какой угодно режим, — от воспоминаний его глаза окончательно потускнели и зрачки потеряли цвет. — Была страшная безработица и даже голод!

Хортов молчал, посматривая на гараж, и Шнайдер наконец спохватился, снял бейсболку с седой, маленькой головы.

— Прошу прощения, господин Хортов… Я стар, и мне не с кем говорить…

— Пожалуйста, я люблю слушать…

— Вы, кажется, хотели заглянуть в гараж?

— Да, я хотел посмотреть машину.

— О, у вас прекрасные машины! Фрау Хортов поручила мне исполнять обязанности механика. Прошу! — он достал ключи, направляясь к гаражу. — Особенно мне нравится ваш «форд» с трехсотсильным мотором. Люблю американские автомобили! Они большие, солидные, и когда садишься за руль — чувствуешь себя таким же большим и самоуверенным человеком. А какой мягкий ход, господин Хортов! Он плывет по дороге, как корабль!

Дворецкий (он же садовник и механик) открыл дверь, и Андрей мысленно присвистнул: в гараже оказалось четыре машины разных классов, от того самого корабля «форда» до малолитражного «пежо».

— Документы и ключи в этом шкафчике, — услужливо показал Шнайдер. — Автомобили заправлены. Я не успел поменять кассеты, но сделаю это сейчас же!

— Какие кассеты?

— Магнитофонные кассеты. Вероятно, вы любите слушать русскую музыку?

— Да, особенно, цыганские романсы, — надо было вести себя, как подобает, иначе старик не поймет.