Хранитель Силы
Шрифт:
— К сожалению, в Германии не купить таких записей, — расстроился он. — У меня есть лишь украинские…
— Тоже годится…
— О, я очень люблю украинские песни! — воспрял Шнайдер и вдруг запел: — Ничь така мисячна…
И голос у него был совсем неплохой…
— У вас и по-русски так же получается? — на русском спросил Андрей.
— Если бы я имел практику! — почти без акцента сказал дворецкий. — Вы бы не заметили, что я — немец.
— Поставьте эту машину к воротам. — Хортов указал на «вольво». — Я выезжаю.
— Хорошо,
Эту часть Берлина Андрей изучал на занятиях, помнил расположение улиц и многих объектов, но признаваться дворецкому не захотел: навязчивость его была выразительной и целенаправленной.
— Ну что ж, послужите шофером, — согласился он и пошел в дом.
Через десять минут он сел в машину на заднее сиденье, сказал по-русски:
— Гони!
— Разрешите узнать, в каком направлении?
— На Берлин!
Еще через четверть часа дворецкий уже катил по столице Германии и косил глаз, ожидая указаний.
— На набережную Хафеля, в район лодочной станции, — подсказал Хортов.
— На Хафеле три лодочных станции…
— Мне нужно на ту, где в апреле сорок пятого стояла зенитная батарея.
Шофер посмотрел на него с интересом, однако ничего не сказал.
— Да, я знаю это место.
— Вы же провинциальный житель, Шнайдер? Откуда такие знания столицы?
— Я хорошо знаю историю последнего похода на восток и обратно, — признался шофер. — Печальную историю для немцев. После войны каждый немец стал аналитиком, и я много лет пытался понять, почему мы потерпели поражение, много читал, учил русский язык… Мы были слишком самоуверенны… Вам это интересно, господин Хортов?
— Разумеется, хотя подобные выводы я уже слышал от немцев. Вы не очень оригинальны, Готфрид.
Белая лодочная станция сохранилась, скорее всего, в старых размерах, поскольку особняк сразу же за ней был цел, хотя с другой стороны его подпирал высотный гостиничный комплекс. Хортов прогулялся вдоль кованого заборчика, осмотрел усадьбу — маленький сад на береговом склоне, за ним белесая вода, а на той стороне новые ряды фешенебельных домов…
Томас фон Вальдберг жил здесь несколько лет, будучи принятым в чужую семью…
Пожилая женщина во дворе заметила интерес незнакомца, подошла к калитке.
— Простите, фрау, кто живет в этом доме сейчас? — спросил Хортов.
— Здесь живут Крюгеры, — произнесла она, готовая сама задавать вопросы.
— И как давно живут?
— О, почти двадцать лет. Он — муниципальный служащий…
— Спасибо, — Андрей круто развернулся и пошел к машине.
Женщина осталась у калитки, глядя вслед с настороженным любопытством.
— Поехали! — скомандовал он, усаживаясь сзади. — Вам можно
— Разумеется, господин Хортов!
— Тогда поехали по бардакам!
Андрей говорил по-русски, и шофер, должно быть, не понял.
— Куда поехали?
— В публичные дома! Ты помнишь, Готфрид, как выглядят проститутки?
Тот не ожидал такого и обескуражено замолчал. Андрей хлопнул его по плечу.
— Не бойтесь, жена не узнает. И моя тоже… Так вы знаете, где есть бордели в Берлине?
— Да-да, я помнил… Но вы же приехали к жене! Которую долго не видели!
— Не кричите, нас могут услышать.
Шнайдер перешел на шепот.
— У вас такая очаровательная жена, господин Хортов…
— Жену следует беречь, Готфрид. И пользоваться проститутками. У нас в России сейчас только так делается, и мы очень рады завоеваниям западной демократии. Даже в сельской местности существуют нелегальные бордели. Неужели в Берлине мы не найдем?
Шнайдер сделал вид, что вспоминает.
— У меня есть одна знакомая женщина, — наконец сообщил дворецкий. — Всего сорок семь лет… Могу отвезти к ней.
— О, нет! Всякая связь со свободной женщиной обязывает к продолжению отношений. С проститутками намного проще. Неужели ты не испытал это во времена штурмовых отрядов?
— Да-да, разумеется! — Шнайдер огляделся. — Но мой возраст, господин Хортов!.. — и зашептал: — Однажды видел вывеску. Мужской клуб, но на витринах сидят красотки…
— Поехали!
Дорогой Шнайдер начал рассуждать.
— Женщины в Германии весьма холодные. В них нет славянского огня в постели, нет их безумия… Да… Моя жена перестала быть женщиной в сорок лет. Но когда я был в Курске, то соблазнил украинку пятидесятитрехлетнего возраста! Ее звали Акула.
— Может быть, Акулина?
— Может быть, — мечтательно сказал он. — Какая была женщина! Ночью кормила меня борщом…
Житель провинциального города отлично знал Берлин и привез точно к борделю с девушками на витрине. Хортов походил вдоль нее, выбрал одну в черных чулочках, похожую на славянку, и написал на стекле «Russ?» Она радостно и согласно закивала. Андрей вошел в двери, девица уже встречала на мраморной лестнице, протягивая ему руку. И тут же молодая бандерша показывала ему купюру в сто марок. Хортов заплатил деньги и пошел за зовущей рукой.
— Как твое имя? — уже в номере спросил он.
— Меня зовут Ада, милый, — с явным болгарским акцентом проговорила она. — Говори, что я должна делать?
— Я хочу тебя за одно имя, — Андрей вспомнил ответственную секретаршу Аду Михайловну. — Как звали твоего отца?
— Теодор, — не сразу призналась она.
— Жаль, ты обманула. Я спросил, русская ли ты?
— Но мы же очень близки, я из Болгарии, — залепетала она, оглаживая грудь. — Мы славяне… Я сделаю все, что ты захочешь.