Хранитель смерти
Шрифт:
— И Лорейн тоже? — поинтересовалась Джейн.
— Адама любили все.
— Я имею в виду, с точки зрения романтических отношений. У Лорейн был роман с кем-нибудь из них?
— Интрижки Лорейн не интересовали. Она упорно занималась своей профессией. И это меня всегда восхищало в ней. Мне бы хотелось, чтобы как можно больше студентов походили на нее. Однако в основном мой курс посещают знатоки «Расхитительницы гробниц». Они понятия не имеют, что им придется таскать землю. — Он замолчал, пытаясь понять выражение лица Джейн. — Вы разочарованы.
— Пока я не узнала ничего нового — все это мы уже читали
— Сомневаюсь, что мне удастся добавить хоть что-нибудь стоящее. А если что и вспомню, то после стольких лет этому вряд ли стоит верить.
— Макдауэллу вы сказали, что ваши студенты вряд ли причастны к этому исчезновению. Вы до сих пор так считаете?
— Мое мнение не изменилось. Знаете, детектив, все они были хорошими ребятами. Некоторые, конечно, ленились. И порой перебирали с выпивкой, когда ездили в город.
— А как часто они это делали?
— Раза два в неделю. В Гэллапе тоже, знаете, особо делать нечего. Ну и взгляните на каньон. Кроме здания администрации парка и нескольких лагерей, здесь ничего нет. Впрочем, днем сюда наведываются туристы, и в каком-то смысле это развлечение, потому что они ходят вокруг нас и задают вопросы. Но, помимо общения с ними, можно развлечься только поездкой в город.
— Вы упомянули туристов, — заметил Фрост.
— Детектив Макдауэлл проработал этот вопрос. Нет, я не могу припомнить среди них ни одного убийцы-психопата. Правда, увидев такого, я вряд ли понял бы, с кем имею дело. И уж конечно не смог бы вспомнить его лицо, особенно четверть века спустя.
В этом-то и состоит проблема, подумала Джейн. Спустя двадцать пять лет воспоминания стираются или, что еще хуже, преобразовываются. Выдумки становятся правдой. Она глянула в окно, на дорогу, ведущую к каньону. Всего-навсего грунтовая дорога, над которой взметаются клубы раскаленной пыли. Для Лорейн Эджертон она стала дорогой забвения. «Что же случилось с тобой в пустыне? — задумалась Джейн. — Ты села на свой мотоцикл, выехала из каньона и словно бы провалилась во временную яму, чтобы двадцать пять лет спустя снова выбраться из нее, но уже в Бостоне, в музейном ящике. А пустыня давным-давно уничтожила все следы твоего путешествия».
— Профессор, можно мы пока возьмем эту фотографию? — попросил Фрост.
— Но вы ее вернете, правда?
— С ней ничего не случится.
— Просто с того сезона у меня осталась только эта групповая фотография. Без таких снимков мне трудно припомнить всех. Когда каждый год к тебе приходит по десять студентов, имена начинают путаться. Особенно если преподаешь столько лет, сколько я.
Джейн отвернулась от окна.
— Каждый год вы берете по десять студентов?
— Я ограничиваюсь десятью из организационных соображений. К нам всегда поступает больше, чем мы можем принять.
Джейн указала на фото.
— Но здесь только девять студентов.
Профессор, нахмурившись, глянул на фотографию.
— Ох, верно. Был еще и десятый, но он уехал в самом начале лета. Когда пропала Лорейн, его здесь уже не было.
Вот, оказывается, почему в деле Макдауэлла было только восемь бесед с коллегами Лорейн.
— А что это был за юноша? Тот, что уехал? — поинтересовалась Риццоли.
— Студент. Только что окончил второй курс. Очень умный парень, однако чрезвычайно тихий и немного неуклюжий.
— Вы помните, как звали этого юношу?
— Его фамилию я, конечно же, помню. Ведь его отец — Кимбалл Роуз.
— Мне должно быть известно это имя?
— Всем, кто связан с археологией, оно известно. Это современный лорд Карнарвон. [11]
— И что это значит?
— То, что у него есть деньги, — догадался Фрост.
Куигли кивнул.
— Вот именно. У господина Роуза денег много — он заработал их на нефти и газе. Формально он не изучал археологию, однако занимается ею непрофессионально — талантливо и с увлечением, а еще финансирует раскопки в разных странах мира. Речь идет о десятках миллионов долларов. Если бы не было людей вроде него, если бы не существовало грантов, мы и камня не смогли бы с места сдвинуть.
11
Карнарвон, Джордж Эдвард Хоуп Молино Герберт (1866–1923) — английский граф, египтолог и собиратель древностей. В ноябре 1922 г. лорд Карнарвон и Говард Картер открыли гробницу Тутанхамона.
— Десятки миллионов? — поразилась Джейн. — И что же он получает в обмен на такие деньги?
— Что получает? Конечно же, радость! Разве вам не хотелось бы первой ступить в только что обнаруженную гробницу? Или заглянуть в саркофаг, который был запечатан? Мы нужны ему, а он — нам. В археологии всегда было так. Союз тех, у кого есть деньги, и тех, кто обладает необходимыми навыками.
— Вы помните, как звали его сына?
— Я записал его имя где-то здесь. — Открыв книжку с полевым дневником, профессор принялся перелистывать страницы. На стол выпало несколько снимков, и Куигли указал на одну из фотографий. — А вот и он. Теперь я вспомнил, как его звали. Брэдли. Юноша в центре.
Брэдли Роуз сидел за столом, на котором были разложены осколки глиняной посуды. Еще два студента, попавшие в кадр, были заняты своими делами; Брэдли же пристально смотрел в камеру, словно изучая некое неведомое создание, которое не видел еще ни разу в жизни. Почти во всем он казался совершенно обычным: среднее телосложение, незапоминающееся лицо — бесцветность, которая легко теряется в толпе. Но его глаза привлекали внимание. Они напомнили Джейн тот день, когда она, придя в зоопарк, сквозь прутья клетки наблюдала за волком — светлые глаза зверя рассматривали ее со внушавшим страх интересом.
— Полиция допрашивала этого человека? — осведомилась Риццоли.
— Он уехал от нас за две недели до исчезновения девушки. У полицейских не было причин его допрашивать.
— Но ведь он знал Лорейн. Они вместе работали на раскопе.
— Да.
— Разве уже из-за этого не стоило бы с ним поговорить?
— Бессмысленно. Его родители сказали, что в это время он был у них в Техасе. Железное алиби, я так думаю.
— А вы не помните, почему он уехал с раскопок? — спросил Фрост. — Что-нибудь случилось? Он не поладил с другими студентами?