Хранитель смерти
Шрифт:
— Вот дело Джимми, — объявил он, передавая папки Джейн.
— Я хочу узнать еще кое-что, доктор.
— Да?
— Вы сказали, что институт закрыли. А что произошло со зданием?
Он покачал головой.
— Его выставили на продажу много лет назад, но покупателя так и не нашлось. Застройщиков этот участок не интересует, потому что находится черт-те где. У меня нет возможности платить налоги, и я вот-вот его потеряю.
— Там сейчас никого нет?
— Здание уже много лет закрыто.
Джейн снова посмотрела на часы, пытаясь понять, сколько времени осталось до наступления темноты.
— Расскажите, как туда добраться.
31
Лежа без сна на заплесневелом матраце, Джозефина глядела во мрак своей темницы и вспоминала события двенадцатилетней давности, тот день, когда они с мамой бежали из Сан-Диего. То самое утро, когда Медея стерла кровь с пола, вымыла стены и избавилась от человека, ворвавшегося в их дом и навсегда изменившего их жизнь.
Они пересекли мексиканскую границу, но даже когда машина на полной скорости мчалась по засушливым просторам Нижней Калифорнии, Джозефину все еще трясло от страха. Медея же сохраняла мрачное спокойствие и сосредоточенность, ее руки уверенно и твердо держали руль. Джозефина не могла взять в толк, как маме удается сохранять самообладание. Тогда она очень многого не понимала. В тот день она по-настоящему узнала свою маму.
В тот день она поняла, что ее мать — львица.
— Все это я сделала ради тебя, — объясняла Медея, пока их машина с грохотом катилась по мерцавшему на жаре асфальту. — Я сделала это, чтобы мы остались вдвоем. Мы семья, дорогая, а семья должна держаться вместе. — Она поглядела на свою испуганную дочь, которая сидела рядом, съежившись, словно раненое животное. — Ты помнишь, что я рассказывала тебе о нуклеарной семье? Как ее определяют антропологи?
Только что в их доме истек кровью какой-то мужчина. Они избавились от тела и сбежали из страны. А теперь мама спокойно читает ей лекцию по теоретической антропологии?
Медея заметила недоверие в глазах дочери, но все равно продолжала:
— Антропологи скажут тебе, что нуклеарная семья — это не мать, отец и ребенок. Нет, это мать и дитя. Отцы приходят и уходят. Они уплывают за море, уходят на войну и часто не возвращаются. А вот мать с ребенком связаны навеки. Мать и дитя — это базовая единица. Мы с тобой и есть такая единица, и я буду до последнего защищать ее — защищать нас. Поэтому нам пришлось пуститься в бега.
Вот они и сбежали. Уехали из города, который полюбился им обеим, города, который был их домом в течение трех лет — этого срока хватило, чтобы обзавестись друзьями, укрепить связи.
И вот теперь, ночью, после единственного выстрела, связи навеки оборвались.
— Загляни в бардачок, — сказала Медея. — Там лежит конверт.
Ее дочь, по-прежнему в оцепенении, нашла конверт и раскрыла его. Там лежали два свидетельства о рождении, два паспорта и водительские права.
— Что это?
— Твое новое имя.
Девочка открыла паспорт и увидела свою фотографию — она смутно припоминала, что по настоянию матери позировала для этого снимка несколько месяцев назад. Она не поняла тогда, что это фото на паспорт.
— Что ты о нем думаешь? — поинтересовалась Медея.
Ее дочь уставилась на имя. «Джозефина».
— Красивое,
— Зачем оно мне? Почему мы снова его меняем? — Голос девочки повысился до истеричного крика. — Зачем?
Притормозив у обочины, Медея остановила машину. Она обхватила руками лицо дочери и заставила девочку посмотреть ей в глаза.
— Мы делаем это, потому что у нас нет выбора. Если мы не сбежим, меня посадят в тюрьму. Меня заберут у тебя.
— Но ты ведь ничего не сделала! Не ты его убила! А я!
Медея ухватила дочь за плечи и как следует встряхнула девочку.
— Никогда никому не говори об этом, поняла? Никогда. Если нас когда-нибудь поймают, если полиция нас обнаружит, ты должна сказать им, что стреляла я. Говори, что я убила этого человека, а не ты.
— Зачем тебе нужно, чтобы я врала?
— Потому что я люблю тебя и не хочу, чтобы ты страдала из-за случившегося. Ты выстрелила в него, чтобы защитить меня. А теперь я тебя защищаю. Так что обещай мне, что это останется тайной. Обещай мне!
И дочь пообещала, хотя события той давно ушедшей ночи до сих пор стояли у нее перед глазами: мама, растянувшаяся на полу спальни, возвышавшийся над ней мужчина. И чужеродный блеск пистолета на тумбочке. Каким же тяжелым он казался, когда Джозефина взяла его в руку. Как же дрожали руки, когда она нажимала на спусковой крючок. Незваного гостя убила она, а не мама. Это они и держали в секрете, это и была тайна, о которой знали только мать и дочь.
— Никто никогда не должен обнаружить, что его убила ты, — говорила Медея. — Это моя проблема, а не твоя. Она ни за что не станет твоей. Ты должна вырасти и жить дальше. Ты должна быть счастлива. А эта история навеки похоронена в прошлом.
«И вовсе не навеки, — думала Джозефина, лежа в своей темнице. — События той ночи снова преследуют меня».
Полоски света, проникавшие в окошко сквозь доски, становились ярче — это утро постепенно сменялось днем. Света было достаточно лишь для того, чтобы, поднеся собственную руку к лицу, с трудом различить ее очертания. Стоит провести здесь еще несколько дней, решила Джозефина, и я, словно летучая мышь, научусь ориентироваться в темноте.
Она приняла сидячее положение, пытаясь отогнать утреннюю прохладу. На улице загремела цепь — это пес принялся лакать воду. Джозефина последовала его примеру и тоже сделала глоток из кувшина. Позавчера, отрезая ей волосы, похититель оставил упаковку свежего хлеба, и Джозефина пришла в ярость, обнаружив, что пластик уже прогрызли. Это мыши потрудились. «Ищите себе другую еду, черт возьми, — подумала она и жадно уплела два куска зараз. — Силы мне необходимы — я должна найти способ выбраться отсюда».
«Я сделаю это ради нас, мам, — мысленно пообещала она. — Ради базовой единицы. Ты научила меня выживать, и я выживу. Потому что я — твоя дочь».
Проходили часы, а Джозефина разрабатывала мышцы, репетировала движения. «Я дочь своей матери», — твердила она про себя, словно мантру. С закрытыми глазами Джозефина снова и снова, прихрамывая, обходила помещение: она запоминала, сколько шагов отделяют матрац от стены, а стену — от двери. С темнотой можно подружиться, если умеешь ее использовать.