Хранитель солнца, или Ритуалы Апокалипсиса
Шрифт:
На дорогу упала тень, и на секунду мне показалось, что собирается гроза или нас накрыл пирокластический поток, [618] но тут я увидел голубей. Некоторые птицы спустились совсем низко, но мне не удавалось их классифицировать. Необычный, оловянный цвет оперения на грудках переходил в теплый, не имеющий названия оттенок красного. И наконец я понял: это странствующие голуби. Они одновременно изменили направление, и небо превратилось в лес, тополиный или осиновый, — когда на деревья налетает порыв ветра, листья поворачиваются серебристой нижней стороной, — а потом этот единый живой организм размером с континент устремился на запад в направлении Накананомакоба, к Озерам Крыльев. Час спустя отставшие птицы все еще пролетали мимо. Трудно было представить, что этот вид исчезнет с лица земли, но еще более маловероятным казался факт: настанет время, когда останется один-единственный голубь, который умрет в 12.30 1 сентября 1914 года. [619]
618
Пирокластический
619
Гибель этого вида началась с приходом европейцев, мясо голубей было дешевой пищей на протяжении XIX века, что привело к массовому уничтожению этой птицы. Известно, что последний голубь умер 1 сентября 1914 года в Цинциннати, штат Огайо.
В полдень мы неожиданно остановились у Топаканока, Холма Носа, причиной тому было табу направления. Лучше сказать «вектор». Если вы идете в определенную сторону, то вручаете заботы о себе конкретному божеству, обитающему в одной из гор, и вам приходится чтить его. В данном случае Хун Зотц, Один Вампир, живущий на западе, не желал, чтобы мы продолжали путь до наступления темноты. Мои спутники не говорили, в чем проблема, но у меня возникло ощущение, что Хун Зотц женского пола и у нее началась божественная течка. Причем ужасно не вовремя. Но не надо так уж расстраиваться, подумал я. Неважно, как далеко находится пункт назначения, важно то, что ты двигаешься к нему. Ешьте овсянку — и все будет в порядке.
В пятую из девяти частей ночи в атаку пошел Красный Жеватель. То есть случилось частичное лунное затмение. Считалось, что совиный глаз Жевателя видит в темноте. К тому же сей бессмертный питал благосклонность к Оцелотам. Поэтому мы немедленно разбили стоянку на заброшенной, поросшей сорняком пашне, у самой дороги. Вокруг слышались пронзительные крики, большинство из них доносилось издалека, но некоторые — ближе, чем нам хотелось бы: люди пытались прогнать наступающую тень. Раздавались и стариковские голоса, кудахтавшие на древней форме той непонятицы, что была здесь в ходу, и чужеземные языки путешественников и беженцев, разместившихся в Чоуле, а потом к хору присоединились собаки, домашние беличьи обезьянки, дикие коты — они лаяли, пищали и шипели. Я забрался на плечи Дерьма Броненосца и оглядел высокие травы. Город пребывал в упадке. Пятьдесят две ниши похожего на муравейник старого мула мерцали кострами кормильцев.
Ржавая тень легла на Море Паров. [620] Раздался заунывный низкий звон — уши Чакала распознали его, это пели длинные тонкие мексиканские похоронные трубы. Он впервые слышал их в этом походе, и их плач вызвал у него инстинктивную дрожь. Восемьсот пятьдесят четыре года спустя ацтеки попытаются звуками этих труб отпугнуть Кортеса. Мул сверкал и курился, словно вулкан. Наконец красная тень Жевателя исчезла — точно по расписанию, о чем я был бы рад заранее сообщить своим легионерам, но старался особо не высовываться, — раздалось одобрительное шипение, которое, стихая, перешло в полифонический гимн, неустанно повторяемый в четырех-пяти версиях и лишенный ритма. Над вершиной угольно-красного мула засветилась Зайчиха и помедлила немного, словно решая, в какую сторону ей скатиться. Я уже не спал по-настоящему, просто дремал.
620
Море Паров — одно из лунных морей.
На рассвете вернулись разведчики и сказали, что в Там, Где Жила Бабушка (а это в районе Сан-Мартин-Тесмелукана) были беспорядки. Этот город лежал на нашем основном пути к озеру, поэтому мы решили направиться по ближайшей южной дороге к горному плато над Пасео-Кортес. Она, словно по гигантским стертым ступеням, шла по холмам, поднимаясь все выше. Мы миновали сотни акров недавно выжженных лесов, где то тут, то там торчали похожие на гигантские ульи печи для обжига извести. Очень скоро перестали попадаться даже те немногие лиственные деревья, которые оставляли в религиозных целях. Склоны в этих местах поросли соснами и травой. Люди жили в домах из крупной гальки и выращивали черную мелкопочаточную кукурузу. Между валунами громоздились груды обсидиановых осколков. Обсидиан для Теотиуакана в ту эпоху был столь же важен, как сталь для Англии и Германии во время промышленной революции. В нем нуждался весь Древний мир, и, подобно стали, вулканическое стекло служило переносчиком некоего вируса милитаризации. Дороги вливались одна в другую и образовывали один главный волок. Повсюду ощущался запах кедра, но исходил он не от живых деревьев, а от бревен, которые доставляли сюда из лесов на северо-востоке. По ночам температура падала градусов до сорока. Что твое Заполярье, думал я. Наши собаки гоняли рябчиков, которые прятались в кустах можжевельника, и 2 Рука ловко убил куропатку, метнув в нее копье. Чтобы наказать его за нарушение порядка, 12 Кайман приказал отдать птицу одному из местных. Колено у меня выглядело получше, и я собрался бежать, но когда на горизонте появились пики гор, я, как и все остальные, выдохся и уселся на носильщика. Пусть пролетарии потрудятся. Мне было не до классовой справедливости.
Под пиками я имею в виду Истаксиуатль и Попокатепетль — слева от нас, а вдалеке справа — Тлалок. По-ишиански они назывались 1 Дом Хунапху, 7 Дом Хунапху и Кипящий Чак. Большинство местных вулканов потухли еще в ледниковый период, разве что Попо демонстрировал кое-какую активность, может быть, из солидарности с Сан-Мартином, и над его восточным склоном висела пыль. В общем-то, нам повезло — произошедшее извержение я определил как довольно слабое, около 1,5 по шкале вулканических извержений. В 1345,1945 или 1996 году мы получили бы по полной программе.
Наш двадцатый день по выходу из Иша выдался солнечным, редкие облачка плыли на восток. В полдень мы перевалили самую высокую точку. Под нами в 4770 футах, если брать по вертикали, в мандорле между излучинами двух гор лежали Озера Крыльев — озеро Мехико. Отсюда было видно, какое оно широкое. При полном безветрии ни одна морщинка не портила его безупречно ровную поверхность. Вокруг водоема выстроились небольшие вулканы и холмы, прибрежные воды отливали светлой зеленью от тростника и ряски, но по мере удаления от кромки зеркальная гладь приобретала сияющий оттенок ртути. Я определил, что до противоположного берега около сорока миль. Сколько здесь деревень и причалов! В воде суетятся каноэ, степенно передвигаются баржи и гигантские круглые плоты.
Что ж, подумал я, по крайней мере, теперь мне ясно, почему это густонаселенное место носит имя Накананомакоб — Озера Крыльев. Многочисленные бах ха’ и халах бах ха’ — белые цапли и ибисы, полчища кука’об’ — тигровых цапель — расхаживали кругами у берега, а чуть дальше, среди зелени, журавли бих ха вышагивали строгими рядами, словно замороженная наполеоновская пехота. Стая краснокрылых дроздов снялась и полетела крыло к крылу, издавая такой скрежет, будто двери всех сараев на Старом Среднем Западе открылись, скрипя ржавыми петлями, и в течение нескольких секунд были видны только клочки голубого неба между хичкоковских роев, [621] пока их коллективный разум не принял иное решение и стая снова не села. «Накананомакоб», — смаковал я. . Nephelococcygia. Витание в облаках. [622]
621
Имеется в виду знаменитый фильм А. Хичкока «Птицы» (1963), в котором небольшой городок подвергается налету бесчисленных птичьих стай.
622
Это понятие восходит к пьесе древнегреческого комедиографа Аристофана «Птицы» и предполагает обнаружение различных форм в облаках.
Мы спустились, и нас окутал воздух долины высокогорного озера. Он имеет обычно максимальную — хотя и не очень большую — влажность, допустимую при данной разреженности. Чрезвычайно урбанизированная местность, думал я, оглядывая окрестности. На островах, тех, что получше, не оставалось ни одного свободного пятачка земли, каждый из них — настоящий Мон-Сен-Мишель. [623] Люди были вынуждены строить свои хижины на прибрежных камнях, на иловых наносах, иногда, казалось, прямо на воде. Если уж об этом зашла речь, то девяносто пять процентов Большого Теотиуакана, как и любого очень крупного города, занимали лачуги. 12 Кайман сказал, что многие из местных жителей существовали за счет благотворительности, зависели от различных кланов и членов всевозможных обществ милосердия. Самым крупным считалось благотворительное общество Сотрясателя. Его апологеты раздавали населению похожие на кренделя длинные плетеные булки из маниоки, которые покупались на гонорары прорицателей и пожертвования. Футах в двухстах над уровнем озера мы прошли изобару. Я услышал незнакомый звук. Кос, сокол-хохотун, налетел на стайку бирюзовых птах, те захлопали крыльями и улетели. Крики зеленых зимородков встревожили молодняк. Нырнул в озеро морской ястреб, минуту провел под водой, выпуская на поверхность пузыри, наконец появился без добычи. Пара халах поков, бразильских ябиру с черными головами, белыми туловищами и красными шейками, похожих на монахинь-доминиканок в платьях декольте, с беспечным видом пробирались через камыши, словно зная, что наказание за их убийство — смерть посредством ампутации члена. Вспархивали небольшие стайки инкских голубей и бесчисленное множество сизых. Тут было полно птиц, которых я никогда не видел даже на картинках, я говорю не о слетках и не о самцах в брачном оперении. Да на моем месте Дэвид Аллен Сибли [624] умер бы от инфаркта. «Пожалуй, в список моих достижений орнитологические открытия не войдут, — пожалел я. — Национальная академия наук на это не купится».
623
Мон-Сен-Мишель, или гора Святого Михаила, — небольшой скалистый остров-крепость на северо-западном побережье Франции.
624
Дэвид Аллен Сибли (р. 1962) — американский орнитолог, автор каталога птиц, считающегося одним из наиболее полных.
Внизу кричала толпа — несмотря на напряженную обстановку, там устроили любительский матч. Парни катали большой деревянный мяч искривленными палками, похожими на клюшки. Мы прошли мимо играющих и зашагали вниз по склону холма сквозь толпу одетых в маски просителей. Они стояли у длинных петляющих пандусов. Многие держали корзинки с костями — они несли скелеты своих родителей, чтобы уложить их в старые склепы Вечного города, где они могли бы воссоединиться со священными основателями их родов. Но сколько же здесь птиц! Вы, наверное, считаете, что местные жители не знали, что такое голод, ведь можно было протянуть руку в любом направлении и выхватить обед прямо из воздуха. Предполагаете, что на каждую тысячу убитых пернатых тут приходилось вдесятеро больше подрастающего молодняка?