Хранитель света и праха
Шрифт:
Хранительница — ее второе «я».
Черты лица хранительницы были тонкими, а вытатуированные контуры тела — изящными, как на иллюстрациях Рэкхэма. [3] Но особенно выделялись ее глаза, которые прямо-таки приковывали к себе взор. Они были выписаны под устремленными вверх, точно крылья застывшей в полете птицы, бровями, столь мастерски, что казались живыми. В глубине одного глаза был нарисован круг с тремя линиями, входящими в него под углом. Это была защитная татуировка, и Молли носила точно такое же изображение
3
Артур Рэкхэм (1867–1939) — крупнейший английский художник-иллюстратор, иллюстрировал множество классических произведений мировой литературы.
Миа отвернулась от зеркала и закуталась в махровый халат. Когда она открыла дверь ванной и вышла в спальню, сгустки пара вырвались вслед за ней.
В комнате было светло. На туалетном столике стояли цветы, на оконном стекле жужжал шмель. Листья плюща, нависающие над подоконником, отбрасывали на стену узорчатую тень. Все было тихо, все дышало покоем.
Совсем не так, как прошлой ночью. Прошлой ночью эта комната погрузилась во мрак и ужас — отголоски дурного сна, казалось, не исчезли с пробуждением.
Ей вспомнилась книга со странным названием — «Книга света и праха»… Книга, которая обладала такой силой, что ослепила ее. Это был ужасный сон, и она проснулась в слезах. Ей никак не удавалось забыть, насколько враждебной была комната и какая тяжесть сдавила ее сердце, какая отчаянная печаль поселилась в нем.
В детстве ее часто мучили ночные кошмары. В темноте она покидала свою кровать и бежала в спальню родителей, там она останавливалась на пороге и смотрела на очертания их спящих тел. Она никогда их не будила — одного лишь звука их дыхания, доносящегося до нее, бывало достаточно, чтобы успокоиться. Через некоторое время она просто на цыпочках возвращалась в свою комнату и ложилась спать. Но с тех времен ночные кошмары не возвращались, да и спальня родителей больше не ждала ее как спасительная гавань в конце коридора.
Миа перевела взгляд на фотографию возле кровати. Это было единственное оставшееся у нее изображение ее родителей вместе и один из очень немногих снимков ее отца — он терпеть не мог фотографироваться.
Мать полностью расслабилась в объятиях сильных рук отца, его глаза опущены, он смотрит на женщину, голова которой покоится на его груди. Взгляд Молли устремлен в пространство за спиной фотографа, а губы тронуты едва заметной улыбкой. Эта улыбка говорит: «Я прекрасна, и я желанна».
Голос из ночного кошмара принадлежал Молли, и Миа последовала за ним только поэтому. Зачем матери понадобилось заставить ее пройти через весь этот ужас?
Пока Миа рассматривала улыбающееся лицо Молли на фото, ей в голову пришла неожиданная мысль, заставившая ее похолодеть.
Почему она не подумала об этом раньше? Потому что это было невозможно — вот почему. Никому из ее ребят не должна была угрожать опасность. Валентайн отошел от спорта после того, как у них с женой родился ребенок. Джефф не должен был вступать в поединок в ближайшие три недели. У Оки была травма, и ему пока не разрешали даже тренироваться.
Но теперь, когда мысль прочно засела у нее в голове, она знала, что уже не сможет избавиться от нее, пока не поговорит со всеми тремя мужчинами, не услышит их голоса и не удостоверится, что с ними все в порядке.
Она посмотрела на часы. Рановато, даже, возможно, слишком рано. Бойцы и в лучшие времена — сгусток предрассудков. Они настойчиво надевают на поединок свои счастливые трусы, носят счастливые монетки, всегда следуют одним и тем же ритуалам перед боем. Если она скажет, что звонит потому, что ей приснился плохой сон, их бросит в дрожь. Ей придется хладнокровно вести свою игру. Сняв трубку, она стала набирать номер.
Джефф ответил после первого же гудка. У него все было отлично. Он уже подогнал вес, а тренировался о-го-го как.
— Все хорошо, Миа. Никаких проблем, никаких травм.
— Поединок по-прежнему назначен через две недели, если считать с субботы?
— Да. Так что не забудь сделать все, что нужно, в ночь пятницы накануне.
— Заметано. И еще, Джефф, позвони мне, если дата изменится. Хорошо?
— Конечно.
— Передавай привет Бонни, — сказала она и прямо ощутила его ухмылку на другом конце провода.
— Ты это серьезно?
Бонни была женой Джеффа. Она всегда недолюбливала Миа. Она знала, что между Миа и Джеффом не было романтических отношений, но ей не нравилась их «тесная» дружба.
То же касалось и Эмми, жены Валентайна. Она Миа просто терпеть не могла. Вообще-то Миа была уверена, что именно Эмми заставила Валентайна переехать из Лондона в Ливерпуль, лишь бы увезти его подальше от нее.
У Оки никого не было, так что и соперничать там было не с кем — и на том спасибо. Она застала его как раз в тот момент, когда он уже собирался выходить на работу.
Оки был настроен мрачно. Да, дела плохи. Ребра болят. Джей Си не разрешает ему вернуться к тренировкам, пока он окончательно не поправится. Жизнь тяжелая. Жизнь — если говорить честно — вообще не стоит того, чтобы жить.
— Оки, это надо пережить. Но в общем и целом ты в порядке?
— Вроде бы, — вздохнул Оки.
— Ничего по-настоящему серьезного?
— Нет, — еще раз глубоко вздохнул он.
Оставался Валентайн. Из них троих она меньше всего беспокоилась о нем. Он был полностью за пределами опасной зоны. Когда три года назад Эмми забеременела Томом, он ушел с ринга, и с тех пор они общались постольку поскольку. На самом деле она даже не могла вспомнить, когда они разговаривали последний раз. Год назад? Больше?
Вообще-то, набирая мобильный номер Валентайна, она думала о том, что пора бы ей подыскать кого-то на его место. Очевидным претендентом был Ник. С тех пор как восемнадцать месяцев назад он снова поселился рядом, она не раз обдумывала эту идею. Однако такой сценарий мог повлечь за собой определенные проблемы — проблемы, с которыми бы ей не хотелось сейчас сталкиваться.
Валентайн не брал трубку. Ей оставалось только оставить для него сообщение на голосовой почте с просьбой перезвонить.