Хранитель света и праха
Шрифт:
Сначала в ее глазах читалась растерянность, потом в них появилось смутное осознание, и он почувствовал, как ее пальцы дернулись в его руке.
— Нет.
Она отступила на шаг, стараясь высвободить руку.
— Я не могу.
— Минуту назад ты была готова убить меня.
— Но я не смогла этого сделать! И то был поединок. Я хранительница. Мы обмениваемся энергией ради исцеления, а не ради уничтожения.
— Но ты хранительница не только живительной, но и смертельной энергии. Не только света, но и праха. Фа ци — это инь и ян. Черное и белое.
— Нет!
— Я не прошу тебя убивать. Я просто прошу тебя восстанавливать… баланс.
Ее лицо пылало от гнева, на щеках выступили красные пятна.
— Сделай
— Я смогу защитить Ника.
— Скольких бойцов ты можешь защищать? Как насчет всех остальных, которые попадутся мне на пути? Они никогда не будут в безопасности.
«Ты сама никогда не будешь в безопасности».
Он смотрел в ее неумолимые глаза и спрашивал себя, возможна ли более острая боль, чем та, которую испытываешь, когда осознаешь, что теряешь то, что, в общем-то, и так никогда тебе не принадлежало.
— Сделай это. Пока я не передумал.
В конце концов, все заняло не так уж много времени. Едва ли один час.
«Не долго, — подумала она, — для того чтобы полностью перевернуть жизнь».
Он внимательно рассматривал себя в зеркале. Она безучастно наблюдала, как он протянул руку к своему отражению и с болезненным изумлением разглядывал метки на своей коже. В течение предыдущего часа она уничтожила каждый глиф и каждую идеограмму, которые с таким старанием наносила на его тело все прошлое лето, покрыв их черной краской. Теперь они выглядели на его теле как темные, злокачественные наросты. Заблокированные. А поверх его энергетического кода были вытатуированы два глаза. В одном из них — круг с тремя линиями. Энергия обменяна. Энергия возвращена.
Последнее прикосновение смерти.
В какой-то момент она закрыла глаза, не в силах больше наблюдать тот беспомощный ужас, который отражался на его лице. Когда же она снова их открыла, то обнаружила, что он уже отвернулся от зеркала. Выражение неверия в то, что произошло, исчезло с его лица. Теперь оно застыло в каком-то мрачном оцепенении. Это прекрасное лицо, с его мужественными чертами, чувственным ртом, орлиным носом, изящными бровями. Он неторопливо застегивал пуговицы на рубашке, пальцы его действовали размеренно и точно, как будто все было в порядке, как будто только что закончился еще один самый обыкновенный сеанс, какие у них бывали прежде. Он поднял голову и взглянул на нее ясными светло-серыми глазами.
— Тут я тебя и оставлю.
Она не ответила. Просто не могла выдавить из себя ни слова. Она чувствовала соленый привкус во рту, чувствовала слезы, текущие по щекам.
На пороге он обернулся и посмотрел на нее. Потом неожиданно улыбнулся, и это была та самая загадочная, едва уловимая улыбка, которую она хорошо запомнила. Так он улыбался ей в самый первый раз, когда переступил порог этой студии несколько месяцев назад. Улыбка, которая, казалось, говорила:
«Я все про тебя знаю».
— До свидания, Миа. Желаю счастья.
А потом он ушел.
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ
«Файт райт мэгэзин», 28 марта
Репортаж Ли Джеймса
Несмотря на то что стоял один из самых холодных вечеров в году, страсти на ринге накалились до предела, когда Нику Даффи так и не удалось добиться титула чемпиона Британской ассоциации кикбоксинга в полутяжелом весе. В девятом раунде он был остановлен своим противником Раулем Дюпризом, который совершил изумительный круговой удар в голову Даффи.
Шесть месяцев назад в поединке против Кенни Бартона Даффи выиграл Южный региональный пояс, и прошлым вечером все ожидали, что он без особых трудностей одержит победу и в Британском чемпионате. Это был захватывающий поединок, и зрители практически весь матч провели стоя, затаив дыхание. В течение девяти напряженнейших раундов Даффи не ослаблял напор, то и дело прижимая противника к канатам и атакуя его самыми разнообразными способами, применяя практически весь арсенал кикбоксинга.
Судьи единогласно отдали Даффи первое место по результатам восьми раундов, и он считался фаворитом, пока не сломался в последнем раунде. Конечно, ситуация, когда победа, которая, казалось, уже в кармане, ускользает от тебя в последний момент, может сломать любого бойца, но Даффи, кажется, стойко воспринял свое поражение. Даже к сломанному носу он отнесся по-философски.
«В один прекрасный день это должно было произойти. А моя любимая женщина говорит, что так даже лучше», — прокомментировал он.
ТЬМА
Мы умираем только один раз, но так надолго.
ЭПИЛОГ
Снег под его ногами был девственно белым. Стояло раннее утро, и первые лучи света только-только начали озарять небо, разгоняя мрак. Он сложил руки на груди, словно хотел сохранить тепло внутри. Ему было очень холодно. Срываясь с уст, его дыхание на морозном воздухе превращалось в белесые облачка. Он остановился и, обернувшись, взглянул на следы, оставленные им на снегу, — отпечатки правой ноги казались более глубокими. Как будто у него была какая-то травма и это заставляло его прикладывать усилия при ходьбе.
Холод. Он всегда с трудом справлялся с ним. Но теперь и жара весьма докучала ему. На мгновение он вспомнил месяцы, которые недавно провел в Таиланде. Каждое утро он проходил мимо рисовых полей, окутанных влажным туманом, мимо обителей, где гирлянды цветов источали тошнотворно-приторный аромат. Он чувствовал, что ему стало трудно дышать. Иногда он совершал путешествие в лагерь под открытым небом, где тренировались бойцы тайского бокса. Их лоснящиеся, сильные тела способны были часами работать на жаре. Они не обращали никакого внимания на него — этого фаранга, иностранца, который сначала смотрел на них с вожделением, а потом не мог обнаружить у себя внутри какого-либо желания вообще.
Еще быстрее, чем из тела, жизненная сила утекала из его разума. В Таиланде он по большей части проводил время дома: спал на веранде, рядом с птицами в бамбуковой клетке, которые выводили над ним свои волшебные трели. И так день за днем. Он спал, совершенно равнодушный к ярко-голубому небу, раскинувшемуся над его головой, к красоте мерцающих стрекозиных крылышек, дрожащих над заводью в глубине сада.
Месяц назад он решил, что пора возвращаться домой.
Катакомбы будут закрыты для посетителей еще часа два, но капуцинские монахи хорошо знают его. Его пожертвования всегда были весьма щедрыми, и в благодарность они позволяют ему входить в подземелье задолго до того, как туда нахлынут туристы.
Как холодно. В помещении сумрачно, его шаги эхом отдаются под сводами пещер. Мумии смотрят на него сверху вниз, он различает их разрушенные временем лица.
Его маленькая принцесса ожидает его. Он кладет руки на гроб, в котором она покоится, и чувствует кончиками пальцев покалывающую прохладу стекла. Ее лицо спокойно, оно никогда не меняется — она навеки юна и прекрасна.
Отвернувшись от нее, он с трудом садится на деревянную скамейку. Сквозь подошвы ботинок просачивается ледяной холод, исходящий от каменного пола подземелья. Он чувствует боль в суставах.