Шрифт:
Пролог
Гроза шла издалека, освещая небо беззвучными вспышками. Ни дождя, ни ветра, только вспышки. На мгновение из темноты выхватывало верхушки деревьев, крышу центрального здания и больничных корпусов.
В коридорах стояла полная тишина. Пластиковые двери изолировали любые шумы в помещениях, даже тихие шаги медсестёр ночной смены.
Никита Велехов стоял у окна, приложив руку к стеклу. За прозрачной преградой армада ночных облаков единым фронтом наплывала на россыпи городских
– Только не проходи мимо, – с надеждой прошептал парень.
Приглушённо прогремел гром, словно пообещав скоро быть, и снова всё стихло. Никита отвернулся от окна, взглянул на стойку капельницы у своей кровати. В пакете с лекарством оставалась ещё половина. Надо было закончить процедуру, но парень устал лежать. И находиться здесь тоже устал. С последним выбора не было, потому что его болезнь прогрессировала. Так что оставалось иногда незаметно нарушать больничные правила, чтобы напоминать себе, что ещё жив.
За дверью прошло большое светлое пятно, и в коридоре раздались приглушенные голоса. Голоса, ночью, в корпусе? Это глобальное событие для этого места.
Велехов прислушался. Главный врач Евгений Николаевич, мама и кто-то ещё. О чём-то спорили. Особенно Евгений Николаевич. Его голос становился всё громче, хотя кричать посреди ночи для главврача было совсем не свойственно. Никита подошёл к двери палаты, осторожно приоткрыл.
Евгений Николаевич гневно говорил маме:
– Елена Алексеевна, я понимаю, что вы сейчас хватаетесь за любую возможность, но ведь это чистая авантюра! Ваш сын едва ходит, а вы хотите отдать его каким-то родственникам!
– Каким-то родственникам? – кто-то спросил с насмешливой обидой в голосе.
– Я своё последнее слово сказал, – резко ответил врач.
Велехов приоткрыл дверь шире. Спиной к нему стояла мама, всё ещё в белом халате; так и не сняла его после смены; а сбоку, в тени высокий мужчина. Он был одет в короткую чёрную куртку и джинсы. И его весьма крепкая фигура показалась Никите знакомой. Но лица он пока не узнал.
В коридоре на минуту воцарилась тишина. Мама молчала, сложив руки на груди.
– Елена Алексеевна, – наконец сказал Евгений Николаевич, – поймите разумность моих слов. У вас рука поднимется подписать отказ от госпитализации? Иначе я отказываюсь нести ответственность за вашего сына.
Мама повернулась к мужчине.
– Иван, – произнесла она. – Это действительно невозможно. Ты просишь отпустить его с тобой на целых два дня…
– Иван? – Велехов, услышав имя, наконец понял кто это, и действительно удивился. Слишком неожиданный посетитель.
– Всего лишь на два дня, – тихо говорил Иван. – Сорок восемь часов – и я привезу его обратно. Хочешь, расписку напишу?
– Да нужна она мне… – вздохнула Елена. – Иван, послушай, Никита должен постоянно находиться в стационаре. Существует высокий риск инфицирования или развития тяжёлого кровотечения. Он проходит курс лечения, который нельзя прерывать.
– Кто сказал? – Иван сложил руки на груди. – Ты кому больше веришь? Своей медицине или мне?
Никита увидел, что при этих словах мама замерла, замолчала, ещё минуту раздумывала, но всё-таки утвердительно кивнула и повернулась к Евгению Николаевичу:
– Документы оформим завтра. Я поговорю с сыном. Думаю, он возражать не будет.
Главврач обречено отмахнулся:
– Это самая большая ваша ошибка.
Велехов закрыл дверь. Смысл ясен, дальше можно не слушать. Хорошая идея – уехать из больницы хотя бы на два дня. Бросить к чёрту все процедуры и просто удрать. Никита вернулся к кровати, подобрал висящую иглу капельницы и ввёл её во внутривенный катетер на руке.
Витиеватая молния расчертила небо за окном, всколыхнулась листва на тополях и тонкие верхушки наклонились под натиском грозового ветра. Сильный порыв ударил в стекло, пробуя преграду на прочность.
Не найдя себе входа в наглухо закрытых пластиковых окнах, ветер ринулся в здание через вентиляционный канал, и наконец, пробившись внутрь, настойчиво застучал по жестяным стенкам.
Велехов открыл клапан капельницы, слушая его зовущий гул.
– Не жди меня, – прошептал он.
Ветер взвился по шахте в то же мгновение, оставив парня в полной тишине. Но уже в следующий миг за окном мелькнула тень – обломанная ветка дерева с грохотом врезалась в стекло и исчезла, упав вниз.
Никита лёг на кровать, разглядывая оставленный ею рисунок трещин.
– Тише, ветер, – кивнул он, закрывая глаза. – Уже скоро. Заберёшь меня в рай. Если примут.
***
Утро встретило ярким летним солнцем, на удивление приветливо светившим в палату. Капельницы, как обычно, убрали в четыре утра, так что Никита свободно потянулся на кровати. Боли нет. Уже неплохо. Он приподнялся на локтях, намереваясь посмотреть на часы над дверью, но вместо этого наткнулся взглядом на Ивана.
Тот сидел в кресле напротив него с сияющей физиономией, и при дневном свете Велехов своего дядю не узнал. Ивану должно было быть немного за сорок пять, но на свой возраст он не выглядел. Скорее, лет на двадцать.
Никита сел на кровати, пристально оглядел родственника. А они с ним были чем-то похожи. Светло-русые волосы у обоих, очень коротко стриженные. Серо-голубые глаза. Даже в чертах лица было какое-то сходство. Хотя, Иван же троюродный брат отца. Кажется. А, может, и ещё более дальний. Никита попытался вспомнить его фамилию. Мама раза два её произносила. Рилевский, вроде.
Иван улыбнулся:
– Помнишь меня?
– Не очень, – покачал головой Велехов. – На улице встретил, не узнал бы. Я, кажется, тебя видел последний раз, когда мне пять лет было.