Хранитель волков
Шрифт:
Аудун не стал мешкать, он просто изменил направление, при каждом новом выпаде волка отступая назад, туда, где громоздилась гора золота и оружия.
Фейлег поднялся на ноги и заковылял к ближайшему проходу. Опираясь на стену, он уходил в темноту, и звуки битвы постепенно стихали. Он чувствовал, что тоннель уводит его все ниже и ниже. Проход казался бесконечным, но Фейлег не мог позволить себе передышку. Он заставлял себя двигаться вперед, убираясь подальше от старого воина, подальше от волчьих зубов, а спустя какое-то время понял, что попал в большую пещеру.
В следующий миг он
— Помогите.
У него внутри что-то дрогнуло. Это точно Адисла.
Он заковылял дальше, ужасно неловко ступая по неровному полу.
— Помогите мне! — Голос зазвучал громче. Да, никаких сомнений, это она.
За поворотом тоннеля он увидел огонек.
Глава 54
ПО СЛЕДУ
Зверь был голоден. Желание покормиться туманило его разум, когда вокруг огромной плиты, запиравшей вход, вдруг забрезжил свет — так золотистый нимб окружает дождевое облако, набежавшее на солнце. Однако волк не растерял звериной осторожности и наблюдал из темноты, желая понять, кто явился, чтобы выпустить его на свободу. Волки не кидаются в драку, пока не оценят расстановку сил, и зверь, который весьма смутно представлял, насколько он неуязвим, хотел рассмотреть своих противников, прежде чем нападать.
Но в следующий миг они уже спустились в яму, и верх взял другой звериный инстинкт. Любое животное, оставшееся где-то надолго, начинает считать место своей территорией. Зверь почувствовал опасность.
Он услышал слова, которых на самом деле не понял:
— Я пойду первым. Сокровище может оказаться хрупким, и я должен понять, как его лучше поднять.
— Слушай, купец, мы заберем из гробницы все, что там есть. Не вынуждай меня оставлять в уплату покойникам твое тело.
В волчьем мозгу не было и мысли о мести, когда он откусил голову Бодвару Бьярки, он просто был голоден.
Он испытывал исключительно голод, глядя, как Велес тщетно пытается выбраться по веревке из ямы. Волк кинулся на купца, одним щелчком челюстей сорвал мясо у него со спины, проглотил кус плоти, сбил орущего купца на пол огромной лапой и распорол ему живот, чтобы полакомиться сладкими внутренностями.
Возможно, Вали порадовался бы, увидев, как Велес расплатился за предательство, возможно, решил бы, что это слишком жестокое наказание за подобное преступление, но только его уже не было внутри волка, чтобы испытать хоть какие-то чувства. Он больше не был одной личностью, он превратился в целую толпу, и каждый в этой толпе вопил, требуя к себе внимания. Шаман, люди китового народа, семья охотников на оленей, морские разбойники даны — все они были внутри него, точнее, это он стал ими, и его сознание обратилось в дикую путаницу переваренных мыслей и личностей. Его разум походил на рыночную
Сверху лился поток панического страха. Люди суетились, пытаясь опустить на место огромную каменную плиту, но никто не мог сдвинуть ее. Они сдались и бросились наутек.
В следующий миг волк выскочил из ямы. По пути ему попадались живые существа, они вопили и били его, поэтому он отшвыривал их в сторону, крошил челюстями, позволяя их жизненным сокам утолить его голод после долгого заточения.
Когда все оказались мертвы, он улегся, отяжелев от съеденного, разум его онемел, тело, перерабатывая пищу, продолжало расти под холодной луной, под зелеными всполохами, расцветающими на безжизненном зимнем небе.
Это был не Вали. Его тело походило на сломанный музыкальный инструмент, и князь был всего лишь одной из мелодий, которую он способен исполнить. Это случилось не сразу, прошло какое-то время, прежде чем волк услышал болезненный стон, который вызвал к жизни запертого внутри зверя Вали.
А Адисле в самой нижней пещере казалось, будто она лежит на чудесной постели из соломы, застланной великолепными мехами. Она снова была дома. Мама была здесь же, и дан Барт, и Манни, и остальные братья. С появлением госпожи ее охватило такое умиротворение, словно она зимним утром нежилась в теплой постели.
Адисла понимала, чего хочет королева ведьм: чтобы она позвала Вали. Адисла произнесла его имя. Ведьма заглянула ей в глаза и погладила по голове. Она хотела, чтобы Адисла повторила имя, и она с радостью сделала это, благодарная госпоже за доброту.
Королева ведьм посмотрела на Адислу и кивнула, соглашаясь с собственными доводами. Она пыталась действовать через девушку, упорядочить ее хрупкие мысли и направить на волка, чтобы призвать его. Но, как оказалось, из этого ничего не получается.
Гулльвейг позволила крючковатой руне всплыть на поверхность сознания. И сама задрожала. От руны как будто исходили ядовитые испарения, если оставить ее надолго, она прожжет ведьму насквозь, может быть, даже убьет. И тогда она отправила руну в сознание девушки.
Адисла закричала, когда рассеялась иллюзия. Она лежала вовсе не в постели, здесь не было дома, не было любящих ее людей. Ее тело было насажено на острые камни, торчащие из узкого выступа в сходящейся конусом пещере. Камни распороли кожу, и в свете масляной лампы тени походили на длинные жестокие пальцы, которые тянулись, чтобы и дальше рвать ее плоть. Адисле было очень больно.
Когда руна выскользнула из сознания ведьмы, Адисла поняла, что та замышляет. Перед ней замелькали картины смерти: ее и Вали, Фейлега и Браги, в этой жизни и в других, растянутых во времени. И Адисла увидела то, чего не видела сама королева ведьм. Она увидела истинное имя Гулльвейг, и это было намного страшнее веревок, не пускающих ее, намного страшнее острых камней, проткнувших плоть, даже намного страшнее Вали, переродившегося, смертоносного. Адисла знала: госпожа хочет, чтобы она позвала Вали, и теперь знала, для чего.