Хранитель времени

Лемеш Юля

– Плохое место, – прохрипел бомж, собирающий пивные банки.

– Почему?

– Хуже некуда. Горем веет.

Более пространного ответа я так и не дождалась.

Села. Прямо на гранит, прислонившись спиной к чугунной решетке. Смотрела на ладонь. Понюхала ее – гарью не пахло. Придется принять за аксиому – черная метка – знак смерти. Или я не права? Наверняка не права. В городе нет места, где бы кто-то не умер. В блокаду люди прямо на улицах падали навсегда. А ведь еще была и революция.

Не знаю, сколько я там просидела. Об меня спотыкались аутичные фотографы. Меня пытались

соблазнить пивом, сексом, возможностью сходить в ночной клуб. В меня даже кинулись воздушным шариком, который мягко коснулся плеча и улетел в канал. Тогда я встала, чтобы поглядеть, как он качается на мелких волнах.

– Я люблю тебя. Я всегда буду тебя любить. Если ты меня слышишь – дай мне знак.

Я ждала. Старательно. Неистово. С надеждой.

Знака не было.

Шаркая подошвами босоножек, я дошла по нашему маршруту до Невского. Знак на руке светился не ярче могильного светляка. Около старинной решетки небольшого садика, метка снова стал черной, но с красным сиянием внутри. Наверное, тут много кого убили.

По-честному, пока я толкалась среди пешеходов на пути до Гостинки, знак был светлым всего пару секунд. И то только чуть-чуть. Мертвый город. Город мертвецов и страданий. Настроение упало до нуля.

– Я люблю тебя! – веселая совершенно трезвая девочка попросила разрешения обнять меня.

От неожиданности я согласилась. Дикое ощущение – ребрышки, чужое тепло, голова мирно касается моего плеча.

– Ты меня тоже люби, ладно? – она убежала, размахивая руками – на той стороне Невского ее поджидал мальчик.

Хороший повод умереть от зависти. Они вдвоем. Я одна. Они сейчас добегут до пешеходного перехода и встретятся, обнявшись. Наверняка она повиснет на нем, повизгивая от счастья. Даже смотреть не стану.

Это случайное объятие смутило меня гораздо больше, чем хотелось бы. Я решила настроиться на позитив. Чтоб не портить своим видом настроение окружающих.

Знак на руке начал менять свет на красный, становясь багровым, как вулканическая лава.

– Йа, ты, бля буду…, – укушенный ягой, родной брат Фредди Крюгера ловко оттеснил меня к стене.

– Будь.

Крюгер оказался настойчивым, ему хотелось подраться-потрахаться-получить в морду, желательно все оптом и немедленно. И как назло в галерее Гостиного двора на тот момент ни оказалось никого, способного мне помочь. Только парчовая старуха, которая дремала над своими неизменными сумками. Крюгер лез под мою футболку, дышал гнилью зубов, невнятно мычал, довольный легкой добычей.

Рука сама вздернулась вверх, едва не выдернувшись из сустава – свет полыхнул, отбросив любителя яги на несколько метров. Мне показалось, что у него задымилась макушка. Но рассматривать желания не было.

Парчовая старуха проснулась, бессмысленно поморгала глазами и вдруг завопила голосом пожарной сирены призывы в пользу Зюганова.

– А у меня теперь волшебная рука, завидуйте мне белки и жучки, – бормотала я, удирая по Садовой в направлении своего дома.

Меня даже не беспокоила внезапная слабость, на грани головокружения. Похоже, спасательная операция умудрилась отобрать слишком много сил. Интересно, а как я их буду накапливать заново?

Дом,

с барельефом – лицами девушек, притягивал как магнит. Первая показалась мне отчужденной – словно ее силы для меня были непригодными. Зато вторая – она вызвала у знака на ладони заметный отклик, он стал нежно-синим, прохладным, успокаивающим.

– Хулиганишь? – милый пожилой дедушка сначала был настроен более воинственно.

Наверняка решил, что я малюю всякую фигню на барельефе.

– Да нет, что вы. Они мне очень даже нравятся, – оправдания были приняты.

– У тебя рука светится, – удивленно заметил дедушка.

– Я знаю. Так и должно быть.

Его взгляд стал понимающе-подозрительным. Взгляд исследователя, внезапно нашедшего доказательство своей теории. Он уже нацелился цапнуть меня за руку, но я не далась и побежала к площади. Ему меня не догнать.

Вот черт, теперь придется перчатки по вечерам носить. Или только одну. Она у меня есть. Велосипедная. И плевать, что люди подумают. Не хочу лишнего внимания к себе привлекать.

Прижав руку к животу, я трусцой добежала до родной подворотни и без раздумий метнулась на крышу. Единственно, что меня беспокоило – как бы не сесть на то место, где Черная графиня окочурилась. Из элементарной брезгливости.

На крыше было хорошо. Лучше чем на земле. Безмятежно. Над городом скользили прозрачные облака, слегка подсвеченные народившимися лучами солнца, которого пока не было видно. Если смотреть на облака, то кажется, что город плывет, медленно, к какой-то невиданной цели. Я догадываюсь, что лет через пятьдесят уровень воды поднимется и первые этажи зданий окажутся в воде. Жители будут бороться, потом устанут и начнут перебираться на более возвышенные места. А в Питере будут проводить экскурсии. Как в Венеции. В пустых домах поселятся совсем другие люди. Которым плевать не удобства. А лет через сто случайный баклан сядет на золоченого ангела, торчащего из воды, дожует свою рыбу, пометит ангела белым пометом и отправится рассматривать остовы многоэтажек на окраинах.

Хорошо, что я этого уже не увижу.

Москва, сука, хитрая – на холмах пристроилась, подальше от заливов и озер. Завидую.

Слабость сменилась переизбытком энергии. Ладонь сияла, он нее шел луч, как у прожектора, выискивающего вражеские самолеты в небе. Я пускала несолнечных зайчиков куда только могла. На лысину Исаакия. На новодельные жестянки крыш. До шпиля Адмиралтейства луч не дотягивал. Скользил по темным проемам спящих окон, вспугивая недремлющих котов и спящих голубей.

– Балуешься? – от внезапного голоса Графини я чуть с крыши не свистнулась.

– Ага. А вы какими судьбами тут оказались? – у меня голос дрожал слишком заметно, но Графиня не стала обращать на это никакого внимания.

– Дела не завершенные, – рискнув посмотреть на нее, я удивилась – она была почти молодая.

Молодая, и вовсе не благородная с виду. Почти как та девица на фотке у Городничего.

– С квартирным вопросом разберусь и в путь. А ты, смотрю, слоиться начала, – рассеянно заметила Графиня, кокетливо поправляя кудельные локоны.

– Это как? – мне слово слоиться не понравилось.