Хранитель Времени
Шрифт:
– Ну и что это за народное творчество? – интересуюсь вполне обоснованно.
– Это, с позволения сказать, приблизительный маршрут, который нам придётся торить в самые жуткие морозы, пытаясь просто приблизиться к оставшемуся зонду, – Александр не по-детски серьёзен.
– Ну, допустим, с голыми руками к аппарату и соваться бессмысленно. Себе дороже. Шансов попытаться обмануть машину и выжить практически никаких. Необходим пусть простенький, но реальный план. А, может, те гады повымерли?
– И не надейся. Я вот что надумал. В биологии кровососов есть серьёзный недостаток. Они смертельно боятся наших эпидемиологических заболеваний. Похоже, чума и туберкулёз для них в сотни раз опасней, чем для нас. Вот тут-то и появляется призрачный шанс. Наша задача сводится не к развязыванию межпланетной войны, победить в ней сейчас нереально. Нам нужно лишь только отпугнуть их лет на сто пятьдесят. – Михалыч выдаёт на-гора стоящие вещи.
Голубоватый дым плавает по комнате точно живое существо, завораживая непредсказуемостью движений. С неким сожалением покидаю уютное кресло и подхожу к бару. Пробка издает смачный звук, и Хеннеси тоненькой струйкой льётся на донышки крохотных коньячных рюмок. Идея, родившаяся в мозгу, быстро обретает очертания и становится вполне пригодной для изложения.
– Я так скажу! – коронная фраза Потапова. – Надо заставить зонд поверить, что туберкулёз у нас просто норма жизни.
– Правильно, соберём туберкулёзный диспансер на вылазку, рассадим вокруг костра на чёртовой горе, – несмотря на серьёзность темы, мой голос полон сарказма. – Хотя подожди, есть мысль.
Истрёпанные нервы позволяют мозгу работать на все сто, и дикая, на первый взгляд, идея вскоре становится основной.
Давно в пепел превратились толстые сигары, а бутылка коньяка пуста, и Александр суммирует все предложения, пробегаясь по списку самых неотложных дел и необходимых покупок.
– Ну, вроде всё. Я не знаю, получится ли что из этого, но, по крайней мере, у человечества может появиться немного времени подумать. Вероятность успеха невелика, но это всё же лучше, чем ничего.
– Ты прав, насчёт шансов человечества ничего говорить не буду, уж больно всё это громко. Мы выполним долг, и цена совсем неважна. Хотя в такие морозы разыгрывать богатых бездельников не по мне. Всегда боялся морозного леса и одиночества, когда от стужи трещат стволы и кровь стынет в жилах от жуткого воя волка, а в карманах нет даже спичек. Но, тем не менее, я – за.
День незаметно подошёл к концу. Над посёлком огромным жёлтым шаром висит луна. Россыпь звёзд не может погасить чахлые, через раз, фонари.
– Серёга, давай завтра пиши без содержания на пару месяцев.
– Сделаю. Ты всё же попробуй крест толкнуть, да поосторожнее, неприятности на подготовительном этапе нами не предусмотрены. Ну ладно, Саша, пока!
На безлюдной дороге ещё долго мелькали габаритные фонари их джипа.
Глава 17
Десять дней прошли в бесконечных, вытягивающих все силы сборах. Поскольку подготовительные работы приходится держать втайне даже от самых близких, ясно, что это отнимает всё свободное время – с утра до глубокой ночи. По мере комплектации багажа становится очевидной чудовищная затратность мероприятия. Деньги требуются огромные, и, если бы не продажа креста, то вряд ли экспедиция стала бы реальной. В самом деле, можно, конечно, в те края и пешком, вот только вряд ли этот, не поддержанный финансами, проект тогда был бы без шансов на успех.
Крест и в самом деле оказался уникальным. Изготовленный в 1797 году в честь коронации русского императора Павла Первого, он имел богатую историю. Наперсные кресты у российских священников появились именно в те времена. Они были введены императором Павлом для отличия протоиереев и заслуженных священников. По большому, определить ценность изделия не составляло никакого труда. Дело в технологии. В ту далёкую эпоху изделия из драгоценных металлов делали цельнолитыми и лишь годы спустя начали делить процесс изготовления, отливая части, а затем скрепляя их методом пайки. Найденный нами крест следов пайки не имел, а значит, время его изготовления соответствовало надписи на задней стороне. Это делало реликвию особо ценной.
Когда встал вопрос о его продаже, потребовалась консультация специалиста. Здесь нам крупно повезло: один из нашей компании, опытный и битый жизнью, а также самый старший – Владимир Николаевич – страстный коллекционер. О его прошлом известно немного, но количество знакомых ему криминальных авторитетов говорит само за себя. По полунамёкам, изредка срывавшимся с языка, можно судить о его бурной молодости. Впрочем, эта часть жизни ушла в прошлое. Попав в автомобильную катастрофу и выслушав приговор врачей, что ходить наверняка не сможет, он и не подумал сдаваться. По самостоятельно разработанной методике Николаич (так мы его уважительно называем) занялся бегом. И чудо не заставило себя ждать. В пятьдесят пять лет сорок два километра марафонской дистанции для него – сущий пустяк.
Мы часами могли слушать этого невысокого солидного человека, когда он заводил разговор на свою любимую тему. Страстью Владимира Николаевича являются антикварные самовары, причём направление его увлечения ещё более узкое: это керосиновые самовары, которых и выпущено-то было немного. Так или иначе, но в мире собирателей древностей он личность известная. Если бы не его помощь и поддержка, едва ли мы получили бы такую серьёзную сумму. Он свёл нас с правильным коллекционером, а его связи среди блатных помогли уберечь нас от банального кидалова. Таким образом, за крест было получено более чем достаточно.
Дальнейшее превратилось в непрерывный шопинг. И поначалу мы как пацаны бросились без зазрения совести скупать всё блестящее и дорогое. Конечно, у нас был строгий, многократно перепроверенный план закупок, но я знаю немногих мужиков, при свободных деньгах способных отвернуться от роскошной витрины со всевозможным инструментом. Именно поэтому у нас поначалу появилось несколько ненужных, но дорогих игрушек, и поэтому, чтобы такого не повторилось, мы стали ходили только вдвоём, ненавязчиво контролируя друг друга.