Шрифт:
Хранитель
1
Лодка с человеком в плаще скользила по глади океана. Безмолвная, тихая и будто нарисованная с невероятным усердием. Чем дольше Антон всматривался, тем больше понимал: картина оживает. Он хотел отвернуться, но уже не мог не смотреть на лодочника в капюшоне. Одеяния свисали на его тщедушном теле, движения рук были плавными, неторопливыми. Лодочник погружал весло в море – волны бесшумно разбегались в стороны. В этих движениях была мудрость, преисполненная мастерства, достигаемого веками.
Нос лодки врезался в гальку
– Вот и Харон пожаловал, – сказал пёс и тявкнул три раза.
Антону казалось, он наблюдал за лодочником целую вечность, пока не решил оглядеться. Он с ужасом понял, что не помнит, где находится. У галечного пляжа, среди величественных кипарисов, качавшихся на ветру, щерился неровной крышей в небо белоснежный дом. Вырублен он был в скале, у входа бросались в глаза колонны, полукруглый вход. Тут и там слышны гуляния морского воздуха в кустарниках и разбитом у ступенек, ведущих к колоннам, садика. И тишина, участливо проникавшая в самое сердце. Именно о такой тишине, расслабляющей ум и тело, мечтает городской житель.
Откуда-то из дома слышался женский голос. И он звал Антона по имени. Снова и снова. Этот голос нельзя было не узнать. Конечно же, Светлана Сергеевна Бойкова. Мама, покинувшая их семью три года назад. Она умоляла найти её. Другие слова сын не разобрал.
***
Антон схватил себя за горло и сдавленно закричал. Отдышался, сел на кровати и огляделся. За окном – ночь, лишь луч фонаря стекал прямыми полосами по стенам и занавескам с обратной стороны.
– Антон? – услышал он сонный голос жены. Она повернулась к нему и привстала на локтях.
– Всё в порядке, я жив и это главное, – сказал Антон и невесело усмехнулся.
– Опять кошмар?
– Да, всё как обычно. Остров, кипарисы, Света.
– Как же так? Сон повторяется уже который день.
–Да, – вздохнул Антон, – повторяется. Думаю, один человек сможет мне помочь.
В тот же день Антон Борисович Бойков принял душ, сытно позавтракал и направился в психиатрическую больницу. Пройдя все посты на входе и выждав некоторое время, потраченное на раздумья о матери, Антон оказался в комнате для посетителей. Комната казалась просторной благодаря белой мебели. Стол, стулья и мягкие диваны. На них, ёрзая и переговариваясь, сидели женщины и мужчины. Они шелестели пакетами, открывали банки с едой и бутылки с напитками. Пациенты, одетые в полосатые пижамы, выглядели непримечательно и серо.
Антон опустился на стул, не найдя себе и отцу место на диване, и стал ждать.
– Бойков! Борис! – крикнула в палаты медсестра и вернулась в “белую” комнату.
Спустя минуту в дверях показался отец. На Борисе была всё та же помятая пижама. Небритый, опухший от сна, не причёсанный и вялый, он молча кивнул и сел.
– Привет, папа, – сказал участливо Антон, сложив руки между колен. – Как ты себя чувствуешь?
– Привет.
– Пааап, – вздохнул сын, – ну не начинай, пожалуйста. Я спросил, потому что волнуюсь, ты же мой отец.
– Ты итак знаешь, как я себя чувствую, – бесцветно ответил Борис. – Болит голова, сердце пошаливает. Я принимаю лекарства каждый день, будь они прокляты. На днях отвозили в кардиологический центр, но ты ведь пришёл по другой причине?
– Ты под присмотром лучших врачей, пап, и мне правда интересно, как ты живёшь. – Антон выдержал паузу. – Но и не спросить о маме я не могу, сам понимаешь. Она снова является во сне и просит помощи, но я не могу понять, какой.
– Ни один лучший врач не станет Богом, а у него, как известно, свои планы, – сказал Борис. – Насчёт Светы. Ты спрашиваешь о ней всё чаще, это хорошо, но есть ли в тебе вера, сын?
– Вера?
– Да, меня упекли сюда лечиться, но ты до сих пор не веришь, что я здоров.
– Я не считаю тебя больным, папа. Мы уже говорили об этом две недели назад. Ты утверждал, что был хранителем ключа в Мир мёртвых.
– Я пытался спасти тебя от нечистых сил, – сказал Борис очень тихо. – Молох придёт за ключом. И появление Светланы ещё раз напоминает: он вот-вот появится.
– Молох? Ты про демона?
– Божество, когда-то существовавшее. Обычно он появляется в непогоду. Я часто видел его, в разных обличьях.
Они помолчали. Антон почесал затылок, глядел на отца широко распахнутыми глазами.
– Ты не веришь, – сказал Борис. – Я вижу, как ты хочешь уйти.
– Я хочу понять, зачем всё это нужно. И почему семья разрушилась.
– Очень просто. Мой прадед подписал договор с потусторонним миром и обещал беречь один из трёх ключей от Мира мёртвых. Насколько знаю, два их них получены, третий я оставил в сейфе под копией картины Арнольда Бёклина в зале нашей квартиры.
– Я верю тебе, пап, верю. Ты прекрасный, умный и разносторонний человек и всегда им был. Никому не рассказывай о мирах, демонах. Кроме меня. Хотя бы притворись обыкновенным человеком.
– Такими легче управлять, сынок, – сказал Борис с лёгкой улыбкой.
– Ты всегда был другим, выделялся в обществе.
– Спасибо. И да, помнишь, куда любила ездить мама?
– Кажется, в область, где мы снимали домик на берегу реки. Местечко напоминает картину "Золотая осень" Левитана, – вспомнил Антон.
– Именно. Давно там бывал? – Борис буравил взглядом сына.
– Лет за пять до её смерти.
– Ты просто обязан поехать снова. Я ездил туда один, много раз, там всё напоминает о ней.
– Много…раз? – переспросил Антон, но Борис встал.
– До встречи и будь внимателен.
Они пожали руки. Борис Бойков неспешно зашагал в палаты и скрылся за дверью со стеклом в середине. Тотчас по ту сторону лицом прильнул парень с рыжей шевелюрой. Кривляясь и высовывая язык, он округлял глаза, словно увидел привидение.
– А ну перестань! Иди в палату!– крикнула медсестра в комнате для посетителей. Прежде чем уйти, он осклабился и осмотрел посетителей исподлобья.
"Вот уж кого надо лечить,"– подумал Антон.