Хранитель
Шрифт:
Сережа не успел додумать свою мысль. Лес кончился как-то резко, и перед ними открылось…
Да, это было море. В паре шагов впереди начинался песчаный пляж, а еще шагов через двадцать уже плескалась синяя-пресиняя вода. И до горизонта ничего, кроме воды. Сережа открыл рот и только успевал хлопать глазами, а Света исподтишка смотрела на его ошарашенное лицо и широко улыбалась.
— А… Как это?
— Что, моря ни разу не видел?
— Да нет, видел. Но я думал, что его тут нет. И никто ведь не говорил никогда!
— А, может, и правда его тут нет, — загадочно произнесла она.
— Как
— Да нет, это море. Просто…
— Просто что?
— Просто пошли купаться.
Она потащила его к берегу, он послушно шел за ней. Внезапно она остановилась и хитро посмотрела на него.
— Хотя, я же обещала тебя, что мы вернемся к твоему месту, если тебе здесь не понравится. Вернемся?
— Нет, конечно! — восторженно воскликнул Сережа, — надо же, море!
Она стянула с себя верхнюю одежду, сняла цепочку с каким-то кулоном, он тоже разделся, и уже через минуту они плескались в соленой воде. Волны были совсем небольшие, как раз, чтобы можно было нырять в волну, но волна не могла сбить с ног и утащить на глубину. Они плавали наперегонки (Света плавала быстрее), взбирались на большой камень, что высился метрах в пяти от берега, и ныряли с него, и просто дурачились. Через полчаса, устав и нахлебавшись воды, они вылезли на берег и плюхнулись на песок.
Они лежали прямо по центру большой бухты, в сто, нет, в тысячу раз больше, чем их бухточка на пруду. Справа и слева бухту обрамляли высокие скалы, а сзади стеной стоял лес. Тропический, как объяснила Света. Солнце было высоко, но оно не жарило, а светило ласково и ровно.
Очутившись на берегу, Сережа снова нахмурился.
— Я все равно не понимаю. Откуда тут, в Подмосковье тропический лес и море? Как такое может быть? И почему здесь нет людей? Даже на наш маленький пруд их вон сколько приезжают.
— А мы не в Подмосковье, — беззаботно ответила Света, пересыпая песок из одной руки в другую.
— А где? — опешил Сережа.
— Здесь. Не знаю, как тебе объяснить.
— Но ведь мы шли минут десять, не больше! Как мы могли так далеко уйти?
— Много будешь знать — скоро состаришься! — рассмеялась она, — хочешь пить? Вон там, — она махнула рукой в сторону леса, — есть пресный родник.
Сережа решил набраться терпения. Расскажет потом.
Напившись, они снова полезли в море, а потом еще, еще. В перерывах, валяясь на пляже, они болтали обо всем на свете. Света попросила Сережу рассказать о себе, семье. Он рассказал. Полтора года назад они переехали с Камчатки, потому что Ванька заболел, и тамошние врачи сказали, что не смогут его вылечить, нужно долгое лечение в Москве, да и то до конца болезнь не вылечишь. Родители решили переезжать, бросить работу, знакомых. Сережка с грустью расставался с друзьями, но он любил Ваньку и понимал, что так надо. Они продали трехкомнатную квартиру, машину, но все равно на квартиру в Москве не хватило. Только здесь, в Паршино, в двадцати пяти километрах от Москвы.
Но это не беда. Он и с ребятами новыми подружился, и тепло тут… В смысле там, в Паршино. И брату наконец немного полегчало.
— А чем он болен? — спросила Света.
— Ой. Я не помню. Какая-то болезнь с дурацким названием. Родители не любят об этом говорить. Никто не любит.
— Спроси, ладно?
— Ладно. А что?
— Что-что. Я потом тоже спрошу у… У кое-кого.
— Что ты спросишь?
— Можно ли ее вылечить.
Сережка с горечью отвернулся.
— Нельзя. Я же говорил уже.
Света по-взрослому, как мама, взяла его за подбородок, повернула лицо к себе и серьезно сказала:
— А еще ты говорил, что в Подмосковье нет моря.
Сережа вдруг понял, вскочил на ноги:
— То есть ты сможешь ему помочь? Ты сможешь его вылечить?!
— Я — нет. Но кое-кто, возможно, сможет. Я узнаю и скажу тебе, — все так же серьезно ответила она, глядя на него снизу вверх.
Про свою семью Света почти ничего не сказала. Мамы нет. Что значит «нет»? Ну, вот так, нет. Живут они вдвоем с папой. Часто переезжают с места на место из-за его работы. Кем работает? Охотником.
Сережа удивился:
— Разве охотник — это профессия? Мне казалось, что это хобби. Вон у меня дядя остался в Петропавловске, брат отца, дядя Вадим. Он тоже охотник. Ваньку даже с собой брал несколько раз. Но он охотится в отпуск, в выходные. А так — работает.
— Папа не такой охотник, — отстраненно ответила Света, — он не бродит по лесу и не стреляет зверей.
— А за кем он охотится?
Света оглянулась по сторонам.
— Скоро стемнеет. Пойдем обратно.
Сережа вздохнул и послушно поднялся. Вопросов больше, чем ответов. Но он терпелив.
Они шли обратно, и лес так же обратно менялся. Вот кончились странные тропические деревья, начались сосны. А вот и лиственные.
Как-то очень быстро потемнело, зашумел ветер, на них капнула вода сверху. Капля, вторая, целый десяток — и тут полило, как из ведра. Они побежали, сначала Света, за ней он. Было почти ничего не видно, но Света безошибочно вывела их из леса прямо к шлагбауму.
— Дальше сам доберешься? — крикнула она сквозь шум дождя и гром.
— Да, конечно!
— Помни, не говори никому!
Она коснулась пальцем его губ и тут же опустила руку. Он улыбнулся ей, она улыбнулась ему в ответ. Они стояли так, наверное, минуту — под проливным дождем, промокшие до нитки, а совсем рядом гремел гром и сверкали молнии.
— Девочка!
Они обернулись. Это вышел из будки охранник, заметивший их.
— Ты же тут живешь? Иди скорее! Тебя же родители, наверное, ищут.
Она кивнула ему, повернулась к Сереже, еще раз улыбнулась и побежала на территорию поселка. А Сережа постоял еще немного, и быстро, но уже не бегом пошел к дому. Он достал из кармана мобильник, но тот был выключен. Батарейка села или промок. Ох, что сейчас будет!..
Дверь открылась буквально через секунду после того, как он позвонил. Мама, заплаканная и испуганная, схватила его в охапку и разрыдалась.
— Господи, что же ты делаешь? Ты смерти моей хочешь, да?
Он тоже обнял ее и заплакал, повторяя стандартные «прости» и «я больше не буду». За спиной мамы на пороге кухни стояли отец и брат. Лицо папы выражало смесь радости и угрозы, Ванька же неодобрительно качал головой.
— Анна Петровна, отойди, пожалуйста, — между всхлипов мамы прогрохотал отец, — мне надо всыпать Сергею ремнем по заднице. Раз двадцать.