Хранители Кодекса Люцифера
Шрифт:
В принципе, разница в званиях аббата и кардинала была незначительна: за прошедшие годы Браунау стал чем-то вроде патроната кардинала Мельхиора, а его положение министра кайзера обеспечивало ему явное преимущество. Впрочем, настоящее могущество и силу ему давало тайное сокровище монастыря и кардинал многое подчинял его сохранности – даже дружбу, которая некогда существовала между ним и Вольфгангом Зелендером.
– Дворяне-протестанты в Богемии считали, что они смогут играть с кайзером, если поддержат избрание эрцгерцога Фердинанда на трон Богемии, – сказал кардинал. – У них ведь есть императорская привилегия, дарованная кайзером Рудольфом, которая предоставляет им возможность снова избрать Фердинанда, как только это понадобится. Однако Фердинанду глубоко наплевать на императорские привилегии и на договорные обещания. Он начал с того, что организовал широкомасштабное обращением католическую веру и урезал права дворянства. Неудивительно, что протестанты в бешенее, – ведь они, можно сказать, сами себя надули.
– Все они должны бить сожжены! – выкрикнул привратник и натолкнулся на тяжелый взгляд здорового как бык телохранителя. Он захлопнул рот, но про себя от души выругался.
– Однако Фердинанд весьма недальновиден, если считает, что теперь может играть с протестантами. Они слишком самоуверенны и точно знают, что здесь, в Богемии, они составляют большинство. Мы сидим в пороховом погребе, а король и дворяне напоминают мне детей, бегающих по нему с зажженным факелом и пытающихся столкнуть друг друга на груды пороха.
– Кайзер… – начал было аббат Вольфганг.
– Кайзер болен, – перебил его кардинал Мельхиор. – Ему уже шестьдесят лет. Он устал. Сначала он верил, что должен спасти страну от своего брата, кайзера Рудольфа, но потом понял, что не имеет ни малейшего представления о том, с чего нужно начать. – Кардинал сокрушенно покачал головой. – Страна так погрязла в несчастьях, что возникает впечатление, что куда ни пойдешь – всюду пропасть. Что бы мы ни предприняли сейчас, все будет ошибкой. А как обстоят дела здесь?
– Я написал письмо рейхсканцлеру по поводу церкви Святого Вацлава. В ответе говорилось, что, поскольку сейчас образовывается новая католическая лига, ее закрытие было бы важным и объединяющим шагом, если бы, конечно, мы сумели сообща организовать это. Но поскольку для этого понадобятся значительные дипломатические усилия, то в ближайшее время…
– Я не это имел в виду, Вольфганг, – снова прервал его кардинал. – Я только хотел спросить: она в безопасности?
Аббат Вольфганг молча уставился на кардинала. Такой поворот событий оказался для него настолько неожиданным, что он, растерявшись, не мог подыскать слов.
– Она в безопасности?
Вольфганг и привратник быстро переглянулись.
Кардинал Мельхиор с такой силой ударил кубком по аналою, что все присутствующие вздрогнули.
– ОНА В БЕЗОПАСНОСТИ?
– Да, клянусь Девой Марией! – крикнул аббат Вольфганг и снова посмотрел на привратника. – Да, она в безопасности!
– Что стряслось? – спросил сопровождавший Мельхиора здоровяк.
Аббат Вольфганг стиснул зубы, как только ему стало ясно, что быстрый обмен взглядами с привратником был замечен. Он молчал, но был не в силах выдержать взгляд этого человека. В нем вспыхнула гордость – ради всего святого, этот тип всего лишь наемный солдат кардинала, – но он по-прежнему не мог посмотреть ему в глаза.
– У вас нет никаких причин для того, чтобы не отвечать на вопрос Киприана, – заявил кардинал, явно умевший читать мысли.
Вольфганг изумленно посмотрел на него. Разумеется, ему доводилось слышать о Киприане Хлесле. Невольно его взгляд упал на второго человека, сопровождавшего кардинала, и тот с улыбкой указал на Киприана, будто желая сказать: «Это он, а вовсе не я». Вольфгангом овладело смутное подозрение, что он знает, кто этот верзила с любезной улыбкой: Андрей фон Лангенфель. Трагедия их взаимной истории наполнила его восхищением и сочувствием, когда Мельхиор Хлесль в свое время посвятил его в нее.
Привратник набрал в легкие побольше воздуха, но затем, видимо, передумал, решив и дальше хранить молчание. Он опустил голову и сложил руки на животе.
– Я хочу поговорить с Первым Хранителем, – произнес кардинал голосом, который дал понять Вольфгангу, каким образом бывший протестант и сын булочника умудрился дорасти до министра кайзера.
– Я распустил круг Хранителей, – ответил Вольфганг, и его переполнила гордость. Разве это было неправдой? С самого начала Хранители показались ему неблагонадежными. Настоятель монастыря, желавший одержать победу в борьбе с неверием и сомнениями, совершенно не нуждался в том, чтобы среди его паствы находился круг, который бы не был ему подконтролен. Но тогда откуда взялось это упрямство, характерное для маленького мальчика, который врет взрослому?
Единственной реакцией, которую Мельхиор позволил себе проявить, было то, что он, наливая вино из кувшина, колебался долю секунды. Кувшин тихонько ударился о край его кубка. Затем он повернулся к Киприану и Андрею и налил им вина, и тот факт, что мужчины предоставили ему свободу действий, хоть и не выпили ни капли, подсказал Вольфгангу, как потрясены они были. Аббат почувствовал, как в нем просыпается ярость. Браунау – только его монастырь, и решение это было только его, ибо кроме него здесь тогда никого не было! Внутренний голос подсказал аббату, что он не обращался за помощью к кардиналу Мельхиору; он ему вообще ничего не сообщал. А другой голос ответил: «Да зачем? Это я, аббат Браунау!»
– И разослал их в другие монастыри.
– Вина? – спросил кардинал.
Вольфганг вернулся к действительности и заглянул в сверкающие черные глаза Мельхиора Хлесля, которые, как оказалось, вплотную приблизились к его лицу. Кувшин парил над кубком Вольфганга. В глазах светилась неприкрытая жажда убийства. Вольфганг покачал головой. Скрытое раздражение кардинала еще сильнее распалило в нем дух противоречия. В душе шевельнулись смутные подозрения, что в основе своей это та же самая ярость, которую разбудило упрямство бургомистра. Жители Браунау относились к нему как к пугалу, а Мельхиор Хлесль вел себя так, будто это он тут аббат… Зачем ему слава блестящего реформатора монастырей, если здесь его не ожидает ничего, кроме неуважения? И хуже всех вел себя человек, которого он считал своим другом. Он мог бы сейчас быть на Ионе, находиться в тесной связи с силой Господа, вместо того чтобы торчать в Браунау, оставшись на милость!..
«Почему бы и нет? – неожиданно спросил рациональный, холодный голос в его голове. – Почему бы не дать кардиналу то, что он все время пытается получить? Все, что для этого нужно, это написать письмо аббату-примасу [20] и попросить отстранить его, Вольфганга, от службы. Все, что его отделяет о Ионы, это пара строчек и перспектива жить простым монахом. Больше никто не возложит на него никакой ответственности, если он сдастся, потому что не соответствует поставленной перед ним цели. Однако он уже слишком многое принес в жертву, чтобы удовлетвориться подобным финалом.
20
Глава монашеского ордена бенедиктинцев