Хранители пути
Шрифт:
Да, человек имеет выбор в актуальном событии проживаемой жизни. И каждое из событий способно повлиять на присущий ему способ удержания на весу собственной головы. К слову, внезапно свалившееся на нее счастье может совершенно спокойно пригнуть эту самую голову к земле, а не более ожидаемо обрушившееся на нее же бедствие иногда вызывает и вовсе, на первый взгляд, неадекватную реакцию. Человек, гордо несущий свою голову над штормовыми волнами неуправляемой им стихии под названием жизнь, грозящей затопить его целиком, редко вызывает искреннее уважение, чаще – осуждение. «У него крыша съехала на почве высокомерия», – слышится от любого встречного. Причина тому банальна до глубокой печали, рождающейся
Прима, она и на больничной койке прима. Только она сможет гордо держать голову не только в стоячем, но и в лежачем положении подставленного под нее тела. Царственно возлежащая на белой подушке забинтованная голова Вероники выделялась среди прочего больничного инвентаря еще большей белизной. Она прямо-таки сияла ею, чересчур откровенно, практически истерично демонстрируя миру исключительность своего страдания и сопровождающего его мужества. Случайный удар накачанной руки ее продюсера вызывал отнюдь не случайные изменения в жизнедеятельности девушки. Сотрясение мозга вкупе с переломом носа – дело нешуточное. И Вероника несла постигшее ее несчастье с полной мерой серьезности. Той самой серьезности, которая всегда предшествует чудесному превращению удара судьбы в ее дар. Да, Вероника мастерски умела извлекать выгоду из невыгодного положения. Счастливое несчастье – таков был ее жизненный девиз, идентичный девизу как духовно развитого человека, так и эгоцентричного манипулятора. Чем они различаются? Отношением к себе и окружающим людям.
– Как жаль, что вы не смогли выступить сегодня! – робкий голос красивого молодого человека всколыхнул напряженную палатную тишину. Смущенно пряча бурю кипевших в душе чувств под ссутуленными плечами, темноглазый брюнет глядел на Веронику с предпотолочной высоты. Букет цветов, зажатый в его изящных руках, напоминал тонкое деревце, за которое он держался из последних сил, страшась потерять всяческое душевное равновесие. – На сцене вас очень не хватало… – мелодичный низкий голос был заглушен слабым судорожным вздохом с кровати.
– А-а-ах… – тонкая бледная кисть едва завершенным жестом легла на мраморно белый лоб, подчеркнув драматическую глубину взгляда запавших огромных глаз… – Не хватало? – чуть слышимый голос с кровати доносил до слушателей, несмотря на свою слабость, удивительную различимость каждого слова. – Вы же сами не хотели моего участия в том концерте… Вот и сбылось пожелание…
Полупрозрачная ладонь бессильно скользнула по лицу вниз и упала на простынь. Тяжелая пауза, обычная перед зачтением приговора, мрачной тенью повисла в комнатной духоте.
– Я… Мы… Мы это… – темноглазый парень нервно затоптался на месте, явно разрываясь между желанием припустить с него галопом и остаться недвижимым. – Нет, мы… То есть я… Вот, это вам! – измучившись, он решился разрубить гордиев узел скрутивших его душу побуждений. Широко шагнув к кровати, он протянул вперед охапку разноцветных лилий.
– Это что, ты мне купил? – с притворной ласковостью, очевидной для любого человека, кроме того, кто влюблен в ее источник, вопросила с подушки бледная немощь, на глазах наполнившаяся жизнью и принявшая вполне симпатичные человеческие очертания.
– Нет, это мне на выступление подарили… А я вам принес… – некстати брякнул нежданную правду томный красавец и тут же скрылся за густейшим слоем краски, бросившейся ему в лицо. С каждой новой секундой яснее и лучше осознавая свою ошибку, он пополнял палитру визажного половодья удивительным разнообразием оттенков красного цвета… Красочные лилии, виновато положенные им на край кровати, бессовестно контрастировали с тем, кому были предназначены – безликой бесцветной тенью, с тихим стоном замершей рядом с их упругими лепестками…
– Я не могу больше разговаривать… – слабым голосом произнесла тень. – Оставьте меня в покое… умоляю…
Толпа молодых мужчин и женщин, обнаружившаяся за спиной робкого брюнета, невидимая в глубине своего молчания, зашелестела, задвигалась и поспешно покинула палату. Высокий темноглазый парень, освободившийся от букета как материального проявления терзающего его чувства, но все еще плененный неполнотой его высказанности, на несколько мгновений задержался у дверей, лаская долгим печальным взглядом безжизненный силуэт на кровати. Не уловив в нем ответных признаков столь дорогой ему жизни, со сдержанным вздохом он отступил в ожидающую его человеческую многоликость.
– Дурак ты, Расул! – напоровшись на жесткую грубость встретивших его слов, волоокий брюнет испуганно прижал руки к груди, защищаясь от надвигающейся на него безапелляционной реальности. Мужиковатого вида парень с ежиком светлых волос на круглой голове мощным плечом подпирал коридорную стену. Тихо гомонящие люди, разбредшиеся по тоннельному межкомнатному пространству, казались ненастоящими на ярком фоне его деревенского здоровья. – Кто ж так к бабе подкатывает… – нагловато ухмыльнувшись, парень взъерошил огромной пятерней и без того вздыбленные волосы.
– Какая она баба! – вспыхнув, с негодованием выпалил брюнетистый Руслан, и темные пятна едва сдерживаемой обиды стали медленно расползаться по багровости его лица. – Она – королева… – воспоминание о любимой девушке приглушило бушующие в душе эмоции, растворив их в бездне восторженной нежности, раскрывшейся в его сердце.
– Королева тоже баба, – раздосадованный вернувшимся к собеседнику благодушным настроением и нормальным цветом лица, огрызнулся светловолосый парень. – Эх, всему тебя учить надо. Ладно, – отлепившись от стены, он снисходительно хлопнул Руслана по плечу, отчего тот взмахнул руками как крыльями, и слегка присел. – Подсоблю тебе, так и быть. Растяпа.
– Мужлан… – сдавленный шепот разобиженного утонченного брюнета потонул в громовом гоготе размашисто зашагавшего по коридору брутального блондина.
Глава 4
Кукловод
Полумрак, царивший в комнате, казался каким-то бесконечным и вначале настораживающе, а затем и завораживающе живым. Никогда нельзя было понять, находясь в ней, вырастают ли из сего загадочного сумрака предметы интерьера или же в нем пропадают. Маревная неопределенность вроде как стабильного пространства пугала посетителей, впервые входивших в приемную Шалкара, но, странное дело, вскоре совсем или почти не замечалась теми из них, которые превращались в сотрудников его команды… Правда, у многих она неизбежно вызывала чувство неуютности и потерянности, особенно при долгом нахождении в офисе этого известного музыкального продюсера. Может быть, поэтому они предпочитали прятать досаждающий им душевный дискомфорт под обостренным переживанием вроде бы положительных эмоций и чувств… Впрочем, все эмоции и чувства, переживаемые людьми в шалкаровском владении, сначала отличались особенной остротой, а потом постепенно сходили на нет и вовсе пропадали…