Хранители равновесия. Дилогия

Мазин Александр Владимирович

– Что со мной было?
– Мой голос звучит хрипло, но вполне внятно.

– Хороший вопрос, - по-японски произносит Хокусай.

Он делает знак «белым» - и те безропотно покидают палату.

Специальный координатор закрывает дверь. Потом достает из кармана плоскую фиговину, в которой я опознаю мощнейший «экран».

Итак, дальнейший разговор будет сугубо конфиденциальным.

Хокусай смотрит на меня. Эмоций у него на лице не больше, чем у скифской «каменной бабы». Но я чувствую за этой восточной маской настоящее кипение страстей.

– Мне бы тоже хотелось знать, что с тобой было, - произносит он. Мягко, не в императиве.
– Ты можешь об этом рассказать?

Я пытаюсь

порыться в памяти, восстановить растаявший сон - и сразу обнаруживаю, что это очень трудно. В памяти какие-то обрывки. Отдельные картинки. Какой-то чудовищный зверь с разинутой пастью, бескрайняя равнина, на которой пасутся миллионные стада антилоп, черный человек в уродливой маске... Ни одного связного воспоминания. Словно в моей памяти - здоровенный черный ящик с крохотными дырочками, сквозь которые можно разглядеть какие-то невразумительные фрагменты общей картины. А вот внутрь «ящика» не попасть. Доступ закрыт. Последнее четкое воспоминание: женское лицо, очень красивое и очень несчастное, жуткая боль во всем теле, собственная нога, сломанная (кость торчит из кожи), и страшная всепоглощающая мысль: все! Конец!

Конец. Больше я не помню ничего.

– Не получается?
– сочувственно произносит Хокусай.
– Попробую тебе помочь. Год назад мы провели эксперимент...

По мере того, как он рассказывает, я вспоминаю...

Сначала - «ифрит». Официально - феномен спонтанной деструкции. Нечто, порождающее губительные природные катаклизмы: эпидемии, землетрясения, наводнения. Страшный джинн, разбуженный космическими экспериментами НАСА. Механизм - неизвестен. Зато известен «спусковой крючок». Научные исследования. Не все. Только те, которые по каким-то причинам «нравятся» чертову джинну. Полный список предпочтений тоже неизвестен. Среди особых «любимцев» - работы в области генома. И направления, связанные с космической экспансией. Есть мнение, что за «ифритом» стоит некий космический разум. Есть мнение, что «ифрит» - некая спонтанная реакция «первой» природы в ответ на агрессию со стороны природы «второй», созданной человеческой расой. Есть мнение... Впрочем, мнений много - толку от них мало, хотя каждая из великих держав вкладывает немалые средства в исследования феномена. На планетарном уровне «ифритом» занимается Международный координационный Центр по исследованию проявлений феномена спонтанной деструкции. Изначально его задачей была именно координация общих усилий. А для решения чисто практических задач Центру была придана силовая структура: Всемирный комитет по выявлению и пресечению несанкционированных научных исследований, сформированный на базе ставшего ненужным Антитеррористического комитета. Данная силовая структура получила прозвище «Алладин» - по аналогии с популярным героем гало-фильма, управлявшего свирепым ифритом с помощью магического кувшина.

Аналогия не оправдалась. Новому «Алладину» удалось лишь отчасти снизить активность феномена. Зато уже через три года «Алладин» превратился в самостоятельную организацию, активно накапливающую информацию и научные технологии и не намеренную делиться этими накоплениями с кем бы то ни было. Международный центр, частью которого был «Алладин», сам стал придатком собственного подразделения. Не удивительно. У кого сила, тот и командует.

А потом случилась история с «трехглазым пессимистом», пришельцем непонятно откуда, обладавшим «замечательной» способностью вызывать у тех, кто вступал с ним в непосредственный контакт, непреодолимое желание покончить с собой. Единственным исключением из этого правила оказался майор Грива. То есть я. В результате нашего общения с «пессимистом» с собой покончил «пессимист».

– Он мертв, - сказал Хокусай.
– Но при этом в теле его не наблюдается никаких признаков разложения. Сначала мы держали его в капсуле, потом - в аргоне, а сейчас он хранится в обычной воздушной среде - и никаких изменений. Хотя в том, что он мертв, у наших ученых нет никаких сомнений.

– Может ли умереть тот, кто не рождался...
– пробормотал я.

– Что?
– переспросил Хокусай.

– Ничего, это я так, себе. Продолжайте, Танимура-сан, прошу вас.

А «ифрит» тем временем преподнес человечеству новый неприятный сюрприз: феномен немотивированной агрессии. Именно мне принадлежала сомнительная честь обратить внимание общественности на это явление, поскольку я стал объектом этой агрессии. К счастью - только объектом, а не «инфицированным». Страшно представить, что мог бы сотворить человек с моей подготовкой. Но - Бог миловал.

Позже возникла гипотеза о том, что эта новая беда как-то связана с «пессимистом», а еще через некоторое время наш математический гений Колосов просчитал ближайшие перспективы человечества, и перспективы эти оказались очень печальными. Тогда и начал разрабатываться некий проект, безумная помесь аналоговой магии и передовой науки. Итогом его была пирамида, набитая «умным железом». А внутри пирамиды, как положено, - свой мертвец. С тремя глазницами. И я - храбрый парень, которого приправленная суевериями наука должна была забросить в прошлое, на предполагаемую родину «пессимиста», чтобы я поискал там корни «ифрита» и спас от грядущих бедствий нашу славную планету.

Я вспомнил себя, бодрого майора Гриву, в окружении «генералов». Последние напутствия руководителя проекта доктора Праччимо:

Д-р П.: Надеемся на тебя.

Я: Постараюсь оправдать. Не забудьте вытащить меня через год.

Д-р П.: Не забудем. А ты уж постарайся, чтобы это был ты, а не куча старого львиного дерьма. Нас всех это очень огорчит.

Я: Сделаю все, чтобы не огорчить вас, док. Слово офицера!

Похоже, я все-таки огорчил умного доктора Праччимо. Вернуться-то вернулся, но - с пустым клювиком.

Когда Хокусай закончил свой рассказ, я вспомнил практически все... До того момента, как меня «выдернуло» из нашего времени. На этом связные воспоминания кончались и начинался... Бред? Какие-то чудовища... Оборотень... Пантера... Или гиена? Белый человек с разбитой головой... Черный человек, выедающий мозг убитого... Кровь... Очень много крови... Я убивал... Меня... Меня тоже убивали... Пытались убить... Фрагменты, фрагменты... И - слепые пятна. Кто-то по-хозяйски распоряжался в моем мозгу. Прятал, закрывал доступ, маскировал спрятанное ошметками воспоминаний. Настоящих или ложных?

Я закрываю глаза. Мой мозг - мое главное оружие. Сейчас оно забито песком, изгажено, не только бесполезно, но и опасно. Его следует разобрать, вычистить, проверить, каких деталей не хватает...

Я открываю глаза.

– Тебе принесут поесть, - говорит Хокусай.
– Отдохни, успокойся, постарайся больше не буйствовать, господа медики и так перепуганы.

– Я буйствовал?

Ну-ка, ну-ка... С этого места подробнее...

– У тебя были сломаны нога, рука и два ребра. И вывихнута лодыжка. Только поэтому ты никого не убил. Потом ты впал в кому.

– Сколько это длилось?

– Шесть дней.

– Сколько?!

– Шесть дней, - Хокусай невозмутим.

– И мои переломы...

– Твои переломы срослись через три дня.

– Круто. Новые стимуляторы?

– Нет. Ты сам.

– Как?

Хокусай пожимает плечами. Я чувствую: он что-то недоговаривает. И, кажется, он меня боится... Специальный координатор Хокусай боится меня! Нет, вздор!

Я смотрю на обломки фиксаторов. Их было пять. Четыре на конечности и один поясной. Каждый рассчитан минимум на полтонны. Был рассчитан...