Хранители
Шрифт:
– Ты не понимаешь...
– начал Пенфолд.
– Хватит того, что я понял из твоих объяснений, - ответил Логан.
– Я же не говорю, что все недовольны... то есть большинство...
– Но ты хочешь, чтобы они были недовольны? Так?
– Пожалуй, да.
Громкий смех заставил Пенфолда замолчать.
– Быть недовольным - значит и быть свободным!
– воскликнул Пенфолд, когда веселье стихло.
– А мы несвободны, вот что я пытаюсь сказать.
– Свободными, чтобы говорить чепуху, - добавил Роуландс, вставая.
–
Возвращаясь от Пенфолда, они почти не говорили. Однако, уже в комнате (Роб с Майком жили вместе), Майк спросил:
– Ну и что ты думаешь?
– О Пенфолде? Меня не очень-то впечатлило. А вот то, что сказал Роуландс в конце, имеет смысл. Никто не оборвал его. Разве это не говорит за то, что люди свободны?
– На разговоры они не обращают внимания.
– Кто?
– Правительство.
– Если это только болтовня, какой в ней прок?
– А если не только?
– Что ты хочешь сказать?
– Между нами?
– Конечно.
– Есть люди... Пенфолд с ними знаком. Эти сегодняшние разговоры... просто попытка найти единомышленников. Почти вслепую - вдруг кто-нибудь думает так же. Но существует другая, настоящая организация.
– Тебе Пенфолд об этом сказал?
– Майк кивнул.
– И ты веришь ему?
– Да. Его брат состоит в этой организации. Он вернулся домой в начале года - был на китайской войне.
– Все-таки, это смешно.
– Ты мог бы понять, если б захотел.
– Что понять?
– Смешно или нет. Если бы вступил в эту организацию. Конечно, тебе придется дать клятву.
Роб начал понимать, насколько Майк серьезен. Сама идея была нелепа, смехотворна, но Майк верил в нее.
– Вряд ли я могу быть быть полезен, - сказал Роб, поколебавшись.
– Ошибаешься. Ты знаешь Урбанс. Ты можешь очень пригодиться, даже если просто покажешь, что урбиты такие же люди, как мы и что наше отношение к ним, как к невежественному низшему классу, - ошибочно, - он говорил горячо, убежденно.
– Ты можешь очень помочь, Роб!
– А если ничего не выйдет? Что тогда?
Майк пожал плечами:
– Мы должны рискнуть.
– Но за этот риск люди могут попасть в тюрьму. С детьми они, скорей всего, не станут связываться. Но что будет со мной, я знаю точно. Меня отправят обратно в Урбанс.
Майк молчал. Роб хотел добавить еще что-то, когда он сказал:
– Ты прав. Я не подумал об этом.
Роб обрадовался, что Майк так легко согласился. Но чувствовал себя виноватым, ведь он был очень многим обязан Майку. Роб попытался спорить с собой. Нет, все-таки эта затея - нелепость. Если почти все довольны, безумие - разрушать привычную жизнь по прихоти кучки фанатиков. И еще большее безумие - надеяться, что у этого восстания есть хоть один шанс на успех.
Майк прервал его раздумья:
– Эти люди уже кое-чего добились и готовы идти дальше.
– Уж не ты ли с Пенфолдом и его братцем?
– не сдержался Роб.
– Нет, - спокойно ответил Майк.
– Нас больше.
– Сколько? Полдюжины?
– Майк не ответил.
– Ты спятил.
Майк покачал головой:
– Не знаю, - он забрался под одеяло.
– Может, не я, а кто-нибудь другой.
– На меня намекаешь?
Майк усмехнулся:
– Не переживай, с тобой большинство. Кстати, кто последний ложится, выключает свет.
8. ВОССТАНИЕ
Незаметно подошли каникулы. Вот уже отшумели веселые празднества с традиционным концертом по случаю окончания семестра и, наконец, наступило ясное морозное утро, когда почтовая карета повезла Роба и Майка через припорошенные снегом поля в небольшой торговый городок, где их ждала коляска Гиффордов.
От дома, окруженного заснеженным садом, веяло спокойствием и уютом. Навстречу им выбежала Сесили, за ней степенно шла миссис Гиффорд, и даже мистер Гиффорд оставил своих карликовых питомцев.
Сезон охоты был в полном разгаре. Местное общество собиралось дважды в месяц, но Гиффорды состояли в нескольких охотничьих обществах и поэтому, проехав пару лишних миль, могли с легкостью заполнить почти всю неделю, кроме воскресенья. Мистер Гиффорд не ездил с ними, но миссис Гиффорд и даже Сесили на своем любимом пони с удовольствием принимали участие в охоте.
Роб скоро вошел во вкус. Когда он первый раз увидел убитую лису, его затошнило, но он понимал, что должен пройти и через это. Охота была традицией, а традиция здесь управляла всем. Роб быстро избавился от отвращения и даже наслаждался новизной впечатлений: охотники в красных камзолах, потные лоснящиеся лошади; гончие, преследующие добычу по склону холма; клич охотничьего рожка, рассекающий пасмурное утро. А в конце суматошного дня - приятная усталость; дом, где ждет горячая ванная, чай с пышками у пылающего камина в уютной гостиной, залитой мягким светом. Это было чувство принадлежности.
Наступило Рождество, пора праздников и подарков. В холле поставили елку, и все слуги, даже новый помощник старшего садовника, застенчивый неуклюжий мальчик младше Роба и Майка, нашли под ней милые подарки для себя. В канун Рождества потеплело. Когда карета везла Гиффордов в деревенскую церковь, шел дождь, а на обратном пути прояснилось, и выглянуло солнце. На обед была индейка и сливовый пудинг, сладкие пирожки с изюмом и миндалем, орехи и вино. Забавные хлопушки взрывались малюсенькими сюрпризами и шутливыми записочками. Все весело смеялись.
На первый взгляд, Рождество в Графстве праздновалось также, как в Урбансе: те же индейка, пудинг, хлопушки и смешные розыгрыши. Но Рождество в Урбансе было лишь бледной копией праздника, который он увидел здесь. Под вечер из деревни приехал рождественский хор. Сначала они пели в парке, освещая сумерки разноцветными фонариками, потом собрались в доме и снова пели. Роб вспомнил прошлое Рождество дома: бесконечные праздничные гуляния по головидению. Даже тогда они казались ему фальшивыми, а теперь, подумав об этом, он содрогнулся от отвращения.