Хранительница тайн
Шрифт:
– Ее будет видно, – решительно ответила Вивьен. – Убеждение – великая сила. Если мы все скажем, что видим фею, зрители тоже ее увидят.
– Но мы же ее не видим!
– Да, но если мы скажем, что…
– Вы хотите, чтобы мы врали?
Вивьен подняла глаза к потолку, ища слова для объяснения. Дети заспорили между собой.
– Извините, – сказал Джимми от двери. Никто его не услышал, и он повторил громче. – Извините!
Все повернулись к нему. Вивьен тихонько ахнула и тут же нахмурилась. Джимми было немного приятно, что он выбил ее из колеи, показал,
– Я просто подумал, что, если взять фотографический отражатель? Это та же лампа, только мощнее и с зеркалом.
Дети – они и есть дети: никто не испугался и даже не удивился, когда незнакомый человек вошел и с середины включился в разговор. Некоторое время стояла тишина, пока маленькие актеры обдумывали его слова, потом они зашушукались, и, наконец, один мальчик, подпрыгивая от волнения, выкрикнул:
– Да!
– Отлично! – подхватил другой.
– Но у нас нет отражателя, – сказал угрюмый мальчик в очках.
– Я могу его добыть, – сказал Джимми. – Я работаю в газете, и у нас их полно.
Дети снова взволнованно загалдели.
– Но у нас не получится похоже на фею, она же должна летать и все такое, – снова встрял маленький пессимист в очках.
Джимми выступил из дверного проема в комнату. Все дети разом повернулись к нему. Вивьен нахмурилась и закрыла книгу. Джимми заговорил, не обращая на нее внимания:
– Получится, если светить откуда-нибудь с высоты. Да, сработает, только надо все время следить, чтобы луч был направлен сверху. И еще хорошо бы его сфокусировать. Может быть, взять воронку…
– У нас ни у кого роста не хватит. – Снова тот же мальчик в очках. Джимми поймал себя на том, что чувствует к нему растущую неприязнь. Нехорошо, все-таки это ребенок, тем более сирота.
Вивьен слушала обсуждение с каменным лицом, явно желая, чтобы Джимми вспомнил ее слова и просто исчез. Однако он не мог уйти: ему так ясно виделась будущая фея, а в голове рождались все новые мысли, как сделать еще лучше. Если поставить в угол лестницу… или привязать отражатель к швабре и двигать ею, как удочкой…
– Я это сделаю, – сказал он внезапно. – Я буду управлять светом.
– Нет! – проговорила Вивьен, вставая.
– Да! – закричали дети.
– Это невозможно. – Вивьен пригвоздила его ледяным взглядом.
– Можно! Нужно! Обязательно! – послышалось со всех сторон.
Тут Джимми приметил сидящую на полу Неллу. Она помахала ему рукой и с гордым собственническим видом посмотрела на других детей. Разве можно тут было сказать «нет»? Джимми глянул на Вивьен, виновато-беспомощно развел руками, потом широко улыбнулся детям.
– Решено. Я участвую в постановке. Итак, у вас есть новая Динь-Динь.
Позже трудно было в это поверить, но, предлагая играть Динь-Динь в больничной постановке, Джимми не думал, даже отдаленно, о свидании, которое должен назначить Вивьен Дженкинс. Он просто представил, как здорово можно изобразить фею с помощью фотографического отражателя. Долл восприняла все иначе.
– Ой, Джимми, какой же ты умница, – сказала она, взволнованно
Джимми принял похвалу и не стал ее разубеждать. Все последнее время она была очень счастлива, и он радовался, видя прежнюю Долл.
– Я все думаю о море, – сказала она как-то вечером, когда Джимми пробрался к ней через окно кладовой и они лежали рядом на ее узкой продавленной кровати. – Можешь вообразить нас, Джимми? Как мы будем стареть вместе, а дети и внуки будут навещать нас на своих летающих авто? Мы сможем поставить такую скамейку-качели на двоих. Как по-твоему, малыш?
Джимми сказал, да, конечно. А потом поцеловал ее в шею, и она засмеялась, и он возблагодарил Бога, что у них снова все хорошо. Да, он хотел того, о чем она говорила, хотел до боли. Если Долл вообразила, что у них с Вивьен налаживаются хорошие отношения, то пусть думает так и дальше, лишь бы не огорчалась.
На самом деле все было куда менее радужно. В следующие две недели Джимми приходил на репетиции всякий раз, как удавалось вырваться, и всякий раз дивился откровенной враждебности Вивьен. Ему не верилось, что это та же самая женщина, которая увидела в столовой его фотографию и рассказала о своей работе в больнице. Теперь она считала ниже своего достоинства обменяться с ним хотя бы парой слов. Джимми чувствовал, что она предпочла бы вовсе его не замечать. Он был готов к некоторой холодности – Долл предупреждала, как жестока Вивьен к тем, кого невзлюбила, – но его ставила в тупик сила ее неприязни. Они едва знакомы, и Вивьен не в курсе его отношений с Долл.
Однажды они вместе рассмеялись смешной фразе кого-то из детей, и Джимми глянул на Вивьен, просто как один взрослый на другого, желая разделить с ней радость. Она встретила его взгляд, но, заметив улыбку, сразу посуровела. Такая враждебность ставила его перед неразрешимой дилеммой. В каком-то смысле натянутые отношения его даже устраивали: ему по-прежнему не нравилась мысль о шантаже, и то, что Вивьен держит его за пустое место, хоть как-то оправдывало затею. С другой стороны, чтобы осуществить план, надо было как-то завоевать ее доверие.
Итак, Джимми надо было непременно сблизиться с Вивьен. Он старался не думать о ее заносчивости, о том, как она унизила и оскорбила его бесценную Долл, и сосредоточиться только на ее работе в больнице. Как она создает волшебный мир, в котором дети забывают все свои горести. Как зачарованно они слушают после репетиций ее рассказы о туннеле к центру Земли, о бездонных волшебных ручьях, о манящих огоньках в темной глубине.
И чем дальше, тем больше Джимми подозревал, что ненависть Вивьен слабеет; она явно относилась к нему без прежнего высокомерного презрения. Пару раз Джимми ненароком ловил на себе ее взгляд, в котором вместо злости была задумчивость, даже любопытство. Возможно, оттого-то он и допустил промах. Он чувствовал, что между ними намечается если не дружба, то некоторое потепление, и однажды, когда ребятишки убежали на ленч, а они с Вивьен разбирали корабль, спросил, есть ли у нее свои дети.