Хранящая огонь
Шрифт:
— Ваши женщины, как мне известно, очень скромны, и нужно постараться, чтобы разжечь в них огонь, — произнёс Вихсар, отрывая взгляд от разгорячившихся любовников.
— Кому женщины для любовных утех, а кому и вместилище души, и хранительницы очага, и если распаляешь, то нужно постараться, чтобы не сожгла всё кругом, — ответил Арьян, хмелея.
Вино становилось из сладкого терпким, драло горло, развязывая язык, и сам княжич удивился своим словам.
Вихсар усмехнулся. Девка наконец-таки обмякла на время, повиснув на шее младшего княжича, поднялась, распалённая и разгорячившаяся, снова прошла обратно к хозяину, приластилась рядом у его ног, словно кошка. Вождь погладил её по разрумянившейся щеке, и напомнила она сейчас Арьяну куклу бездушную,
Данимир, всполошённый и изрядно вспотевший, оправлял подрагивающими пальцами кафтан, вид его теперь, после случившегося, был хмурый и изнеможённый, и на Арьяна он не глядел, впрочем, знал, что поступок его тот не одобрит, хоть ему и деваться было никуда. Если Арьяну с рождения далась выдержка, то Данимира длань, наделяющая силой воли перед женским телом, обнесла стороной — брат не прочь предаться плотским утехам.
— И какая же тайна ваша, чтобы женщина принадлежала не только телом, но и душой? Я знаю, что многие лишают себя жизни, потерявши мужа, — заинтересованно приподнял бровь Вихсар.
Арьян прищурился — к чему вождь задаёт такие вопросы?
— Нет никаких тайн, разве только дать почувствовать ей себя рядом с тобой богиней, дать волю, расправить крылья, — ответил он словами отца.
— Но знаешь, — подумав немного, добавил Вихсар, — она тем и приманивает, своей недоступностью, борьбой в глазах, это даёт сил мужчине. Когда женщина смиренна и покорна, с ней уже не хочется, — погладил он по волосам наложницу, заковал узкий подбородок между пальцами, вынуждая ту смотреть на него.
Девушка теперь дышала ровно, спокойно.
— Но вижу, это и понравилось твоему брату, — улыбнулся он. — А чем же тебя не устроила? Разве я не прав?
Арьян глянув на Данимира, выдохнул резко. Другая девушка тоже уселась рядом с хозяином на подстилке, то была более молодая и верно опыта своего ещё не набрала, в то время как первая знала толк в любовных утехах.
— Почему же не понравилась? — ответил Арьян. — Твои женщины красивы и изящны, но моему вкусу сложно угодить.
— Так выбирай любую.
Даже нагары стихли от произнесённого предложения. Арьян вытянулся, глянув на девушек, которые явно были озадачены и взволнованы таким исходом. Вихсар оставался серьёзным и верно не шутил.
— Я знаю, что жены у тебя пока нет, не понравится, можешь прислать обратно, — добавил он.
Арьян глянул на Данимира. Брат заметно приободрился, скользнул на него диковатым шальным взглядом, видно точно вино в голову ему ударило.
— Пусть Данимир выбирает, он сполна оценил твоих женщин, — бросил Арьян.
Всё меньше ему нравилась эта затея — приехать в становище валганов. Не хватало ещё и баб в дорогу брать.
— Молодой княжич может сделать выбор, — разрешил Вихсар, а Арьян всё никак не мог понять, зачем вождь это всё делает. Не уж то докучили ему наложницы, или новых решил взять, избавившись от этих?
— Её, — кивнул Данимир на ту самую, что миг назад так бесстыдно оседлала его. Впрочем, старший в нём и не усомнился.
— Лавья, — назвал вождь имя девушки, — её зовут Лавья.
Лицо другой девицы явно потускнело, а глаза как будто выцвели, вперилась ими в пол, только и видно, как сжались её губы, и не потому, что с вождём той было плохо, верно каждая девица хочет быть самой желанной, первой, единственной. Лавья расправила плечи, бесстыдно глянула, только не на молодого княжича, а на Арьяна, будто это не Данимир, а он выбрал её.
— Забирай, — поднял чашу Вихсар, припадая к питью.
В шатёр вошли слуги, прерывая разговор, на широких подносах внося запёкшегося на углях вепря. Из тушки только струился ароматный дымок, наполняя помещение запахами копчёностей и душистых трав да перца. Больше вождь не упоминал о женщинах, и разговор потёк в другое русло и больше о пустяках. Время потянулась густой клейкой смолой, в которой голова становилась тяжёлой от выпитого, а тело — неповоротливым от съеденного. Впрочем, Арьяну вовсе не хотелось принимать угощение из рук врага, но ничего не попишешь, коли с миром принимают, отказываться от гостеприимства и попытаться всё сгладить было куда сложнее. Проще высвободить меч из ножен, подставить к горлу неприятеля и дать ясно понять, что коли прольётся ещё кровь, не выйти им отсюда на своих ногах, выплеснуть весь накопившийся гнев да расставить границы. Но проще не значит лучше.
Мысли путались с каждой выпитой чарой. Потом снова лилась музыка, танец дев, мелькание цветастых юбок, голые ноги… чьи-то жаркие губы на своей шее Арьян чувствовал, одурманенный запахом женского тела. Только когда позволил себя ласкать наложнице, понял, насколько пьян, и верно в седло ныне ему не подняться, дым табака растворял и поглощал все мысли. Там остались его люди на берегу, снаружи воевода с дружиной, но как бы ни брало беспокойство, а кровь загустела, так что всё проваливалось в какую-то пропасть, покатилось под откос. Арьян не помнил, в какой миг потерял из вида Данимира, как рухнул, сверженный крепким вином, ласками горячих рук, что хозяйничали у него в штанах, да дурманным воздухом.
— Ты будешь мой, — влился горячо мягкий голос в уши, кажется, Лавьи.
Снесённый ураганом блаженства, что нахлынула на него неожиданно под ласковыми губами, княжич опрокинулся в ворох подушек, закрыв глаза, мгновенно провалился в сон.
Княжич очень удивился, когда, проснувшись поутру, обнаружил себя целым, не скрученным и посаженным в поруб — самое лучшее, что могло было случится, — а всё на прежнем месте, где вчера и накрыла чугунным хмелем пелена. Поворочавшись в ворохе подушек, подняться не смог, на груди его спала полуголая валганка, охватив пояс. Он поднял голову и тут же рухнул обратно, зажмурился от взрывной боли где-то в глубине затылка. Полежал немного, ощущая, как прохладный ветер оглаживает тяжёлые веки, скулы, ворошит волосы, сделал снова попытку подняться, сдёрнув в себя руки наложницы. Та нахмурилась во сне и отвернулась. Данимир, оказывается никуда и не уходил, спал рядом. Арьян огляделся, вслушиваясь в тишину. Полутени играли на тканевых стенках шатра в утреннем белёсом свете, что окутывал ещё спящих слуг, горький вкус табака оседал на языке, сушил, жутко хотелось пить. Княжич обвёл взором шатёр и не обнаружил Вихсара. Поднялся, пошатываясь, переступил через разбросанную посуду и одежду, направился туда, где лёгкий полог занавеса колыхал залетавший сквозняк. Князь Вяжеслав, увидев такое непотребство, разъярился бы. Впрочем, сейчас, наверное, уже нет, а если бы три года назад, когда его железная воля держала всё городище, а не только вступивших в свою пору двоих сыновей, вот тогда…
Арьян, потерев лицо, откинул полу навеса и так и пристыл ступнями к земле, так и схлынул весь сон да похмелье. Со дна против воли рванулись самые противоречивые чувства, пробуждая его окончательно, чувства самые сильные, которые когда-либо он испытывал. На шкурах, свернувшись калачиком, лежала голая молодая девушка. Арьян заторопился было покинуть это место, но что-то удержало его, заставило стоять на месте. Он хмуро оглядел девушку ещё раз и медленно, замечая, как воздушно играли на её белой коже округлых бёдер тени, мазали узорами. Она не показалась худощавой, гибкое с совершенными формами тело, молодое и сочное, от природы привлекательное, с узкой талией — пальцами обхватить, с маленькими плечами, тонкими запястьями и щиколотками, восхищало. Серебристо-льняные волосы, что опутали во сне её лицо, разметались по меховой постели длинными блестящими волнами. Арьян вгляделся в её лицо, что имело нежные черты: тонкий нос с узкими крыльями, пухлые мягкие губы, высокие скулы, розовеющие щёки, тёмные изломы бровей, что придавали её лицу какой-то невинной строгости, захотелось заглянуть в её глаза, узнать их цвет. Княжич задержал взгляд на обвивших её, словно верёвки, руках вождя, заледенел внутри, обращая взор на Вихсара, что раскинулся рядом с ней и даже во сне заявлял своё право обладания.