Христианин в языческом мире или о наплевательском отношении к порче
Шрифт:
Сложнее отвечать человеку другой религиозной традиции, если она не признает за Богом права испытывать человеческую боль и сострадание.
В целом такого рода разборки — это свидетельство слабости характера человека. Это желание переложить с себя на кого-то ответственность за свою судьбу. В этом смысле замечательна этика «Властелина колец» Толкиена. Не столько фильма, сколько книги. Прочитав ее, я понял, что я хоббит до глубины души. У Толкиена Бог явно не проявляется, Он остается неназванным. Его Промысл действует, но при этом не вешает на себя ярлык: внимание, тут на сцену выхожу Я, Промысл Божий. Герои сказки не опускают руки в потерях и неудачах, и именно поэтому в конце
— Достаточно ли сегодня иметь те древние 10 заповедей?
— Вполне достаточно. Все нынешние грехи укладываются в них.
— А если человек соблюдает, образно говоря, 90 процентов заповедей, нарушая только одну — спит с чужой женой? Он грешник или больше праведник?
— Это все равно что человек с больной печенью говорит: в целом я здоров. Хорошая у него жизнь? «Больная печень» ему все равно воздаст…
— Но ведь по неофициальной статистике чуть ли не у каждого второго есть любовник или любовница. Получается, что эти люди потеряны для церкви?
— Здесь важно раскаяние: осознает, что живет в грехе, — уже хорошо. Значит, не безнадежен. Покаянная самооценка человека важнее греха.
— Но далекие от церкви люди полагают, если они не убивают, не прелюбодействуют, не крадут — то и не грешат. Что же такое грех с Вашей точки зрения?
— В церковном понимании грех — это рана, которую человек наносит своей душе. Сразу признаюсь, всех моих научных и богословских знаний не хватит, чтобы определить, что такое душа, поэтому позволю себе сказать о ней по-детски: душа, это то, что болит у человека, когда все тело здорово.
Человек понимает, что у него есть сердце, печень, желудок, когда они начинают болеть. Я когда начинаю разговор с детьми на эту тему, порой спрашиваю у них: «Встань, пожалуйста, и покажи — где у тебя находится печень». Ребенок, конечно, показывает на живот… А я ему говорю: «Ответ неправильный. Садись, пять. Да, пять. Это же ведь очень здорово, что ты не знаешь, где у тебя печень! Значит, ты здоров! Дай Бог, чтобы как можно дольше ты оставался в таком счастливом неведении!». Пока боли нет — нет и ощущения локализации органа. В детстве и юности для всей требухи есть одно название: «живот». А к 50-ти годам начинаешь отличать почки от надпочечников… А уж раз болит — значит, существует!
Вот так же — если, просыпаясь ночью от боли, ты осознаешь, что болит у тебя не сердце, не желудок, не суставы, а… душа, — то начинаешь понимать, что есть у тебя и такой орган. И пока человек не обретет опыт душевной боли, он и не знает, что у него есть душа. Есть печальное наблюдение медиков: у каждого человеческого органа обязательно должна быть своя болезнь. Если же у нас есть душа, у нее тоже должны быть свои болячки.
Поэтому так же, как мы заботимся о здоровье и чистоте своего тела соблюдаем правила личной гигиены, санитарии, не едим, что попало, не подбираем то, что валяется на обочинах, не пьем из дорожных луж, надо следить и за чистотой своей души: не пускать в сознание мусор, доносящийся из эфира или с экрана телевизора. Не покупать каждую газетенку или журнальчик, пусть даже самые цветастые и привлекательные, не верить сплетням…
Если человек эти простые правила не соблюдает, то в его душе начинается процесс, подобный раковому. Раковые клетки — это слишком здоровые клетки, не умеющие умирать: они бесконечно пухнут, делятся, порождая себе подобные, не умея уступать право на существование клеткам другого типа соседним. А ведь только в слаженности всех систем сохраняется целостность
В сознании неверующих, нецерковных людей слово «грех» слишком прямолинейно ассоциируется сегодня с блудом, сексуальной областью жизни человека. Был даже такой случай. Накануне Великого поста в Прощеное воскресенье батюшка обратился к пастве: «Давайте простим друг друга и меня простите: я тоже человек и тоже грешен». Через несколько дней батюшка заметил, что прихожане на него косо смотрят. Удивился: во время поста люди становятся друг другу ближе, а здесь наоборот. Через верных прихожан он выяснил, в чем дело. Оказалось, пошел слух, что у него есть любовница. Священник удивился — откуда взялась такая сплетня. А ему говорят: «Да Вы сами вышли в Прощеное воскресение и честно признались в том, что согрешили…».
Грех — это все, что вредит человеческому, духовному росту. Это зависть и самовлюбленность, отчаяние и осуждение других людей, пристрастие к деньгам и леность…
— Я слышал, что убийство человека - не самый страшный грех. Почему?
— Есть разные виды грехов: против себя самого, против Бога и против ближнего. Вообще-то любой грех содержит в себе все три яда, но в разных пропорциях. Человек, убивая другого человека, несомненно грешит против ближнего своего. Этот грех сугубо страшен потому, что его последствия необратимы. Здесь и грех против Бога: человек, убивая другого человека, забывает о Боге, даже если он верующий. Есть тут и грех против себя самого.
В двух последних компонентах человек в будущем может кое-что изменить. Конечно, убийца не воскресит убитого, но может сам стать другим. Каким бы страшным ни было убийство, для убийцы всегда остается возможность перемениться.
Был такой светлый человек в советские времена, ныне покойный, Глеб Каледа. Доктор геолого-минералогических наук в миру и тайный священник, на квартире у которого был храм. Уже в 90-е годы он первым начал ходить в тюрьмы исповедовать приговоренных к смерти. Отец Глеб однажды сказал, что когда впервые шел к ним, думал, что, да, конечно, за преступлением должна последовать расплата, смертная казнь. Но когда он начал слушать исповеди этих людей, понял, что убивая их, мы делаем нечто страшное. Мы убиваем невинных. И дело тут не в в возможной судебной ошибке, а в том, что на казнь приводится уже совершенно другой человек, изменившийся за годы, проведенные им в ежедневном ожидании исполнения приговора. По сути, у него только паспортное тождество с убийцей, когда-то совершившим преступление.
Грех же более тяжкий, чем убийство — это отчаяние. Потому что отчаявшийся человек уже не может быть творцом своего будущего. Отчаяние — как фиксатор, удерживающий руки и ноги и мешающий выбраться из пропасти, в которую человек попал. Это — самый страшный грех, который совмещает убийство и самоубийство.
— А зависть, равнодушие, гордыня?
? Это тоже очень неприятные вещи, очень больно ранят, но их, как занозы, можно вынуть из своей души. А вот отчаяние тем и страшно, что если человек ему отдался, уже не может оперировать свою душу.