Хроническая болезнь
Шрифт:
– В мире то вон че делается... На Ближнем Востоке опять неспокойно... А сколько оружия на Земле накопилось! Не ровен час, -- выстрелит "ядерное ружьишко", висящее на мировой карте!
– начал политинформацию Ярославцев, опрокидывая стопарик. Мужчина всегда находился в курсе самых последних политических событий и даже делал серьезные аналитические выводы. Умный черт!
– Ну, как-нибудь обойдется. Мы же сократили вместе с Америкой ядерные боеприпасы. Все не так страшно...
– - постарался поддержать разговор Ковров, хотя лучше Михалыча в хитросплетениях мировой политики и закулисных играх правителей подлунного мира не разбирался никто, кроме самого Сергея Михалыча.
– Ага, сократили. Хоть, знаешь, парень, что сократили-то? Межконтинентальные
– - А тактическое ядерное оружие осталось в огромном количестве! Никто даже не знает, сколько таких небольших зарядов находится на вооружении противоборствующих армий. Неучтенка...
– - А для чего нужны заряды небольшой мощности?
– - Ну, это совсем просто! Например, засекла фронтовая разведка танковый корпус или морскую эскадру, желательно не на боевом дежурстве, хотя и на марше тоже реально. Главное, -- чтобы скученно вороги находились. И, вот, -- выступает один современный атомный танк, выстрелил разок снарядом с ядерной боеголовкой и "амба"! В радиусе километра все люди мертвы, техника уничтожена, территория выжжена дотла, а чуть дальше от эпицентра -- смертельная проникающая радиация. Небольшая зона поражения, километров пять. Это немного, особенно для такой огромной страны, как наша. Земли у нас предостаточно. Дальше этих пяти километров радиоактивное заражение не пойдет! А победитель занимает все прилежащие районы, оставив в тылу лишь небольшие очаги радиоактивного загрязнения. Чисто и гуманно, без потерь среди мирного населения. Такими точечными ударами можно потихоньку уничтожить и армию, и флот, авиацию на аэродромах, выжечь штабы, пусковые установки ракет. Хотя, для подземных шахт, все-таки, помощнее заряды требуются...
– Ладно, Сергей Михалыч! Живы будем, - не помрем! Пойду я...
– не выдержал военной терминологии Владимир, хлопнул еще полтинник коньяку и потушил истлевшую сигарету в фарфоровое блюдечко. Ковров предпочитал не углубляться в политику, имея другие интересы в жизни.
– - Погодь, парень, вот тебе мои огурчики, с личного огорода, -- Михалыч достал небольшую банку соленых огурцов и всучил Коврову.
– - Я принес, думал, придут ребята знакомые. Основательно посидим, выпьем и поболтаем. Закусим зелеными дарами природы... А никого, кроме тебя и нет. Ты коньяк сегодня употребляешь, а это самое последнее дело: коньяк огурцами закусывать! Потому и не предложил сразу. Мне одному всю банку не съесть, дома у меня запас на цельную зиму, так что бери, дома спользуешь...
Ковров усмехнулся, пожал плечами, забрал предложенный подарок и вышел на улицу.
Зима окрасила северный город белыми волшебными красками. Декабрьский снег лежал повсюду - на тротуарах, дорогах, площадях и, конечно же, на газонах его навалило больше всего. В этом году зима выдалась такой снежной, что дворники не успевали убирать утренний снег, как к вечеру дорожки заметало новыми сверкающими снежинками. По краям пешеходных тропинок высились огромные, даже не сугробы, а настоящие снежные горы, заботливо насыпанные молодыми таджикскими тружениками. Именно по такой дорожке, больше напоминающей выдолбленную в альпийских горах тропу, и шел наш герой.
К вечеру настроение заметно поднялось. После посещения рюмочной захотелось продолжить употребление спиртных напитков в приятной домашней обстановке и под хорошую закуску. Поэтому Владимир зашел в продовольственный магазин, где основательно отоварился. Теперь в старой рабочей сумке лежали: полукопченая колбаска, рижские шпроты, кроме этого побрякивали, ударяясь друг о друга и ублажая слух, пол-литра водки и баночка соленых огурчиков, -- подарок Михалыча. Ковров достал сигарету и закурил... Триста...двести... сто метров отделяют от знакомой парадной...
Очередной уверенный шаг, и вдруг небо озарилось яркой ослепляющей вспышкой. Владимир сразу вспомнил разговоры о ядерной войне, инстинктивно отвернулся от огромного "второго солнца", которое стремительно разгоралось на ночном беззвездном небе. Зимний пейзаж из белого превратился в желто-лиловый. Черное холодное небо словно расступилось, и на сжавшегося от страха человека опустился светлый радужный луч. Небесное коромысло раскинулось в вышине, одним концом оно уходило ввысь, а другим радужным языком лизало Коврова. В глазах заиграли солнечные зайчики. Стало неестественно жарко, не по-зимнему. Огромная радуга как будто взяла человека в широкий рукав, стремительно плавя снег по окружности. Снег таял, обнажая черную землю и прошлогоднюю траву, но и она быстро побежала из-под ног, словно эскалатор в метро. В лицо ударил сноп ослепляющего света, и сознание выключилось.
Ковров открыл глаза и увидел вместо знакомых с детства "хрущовок" какие-то мрачные однотонные стены. Со всех сторон. Ни одной двери, ни одного окна, лишь гладкая поверхность стального цвета. Владимир сразу заметил, что находится в закрытом помещении, а точнее, -- в длинном, но широком коридоре. Тепло, можно снять перчатки. Очень тихо, даже непривычно. Тишину нарушает лишь отдаленный гул, похожий на звук вращения вентилятора...
Владимир медленно подошел к серой поверхности и слегка постучал по ней кулаком. Гулкий звук от удара показал, что стена, -- металлическая. Странно, очень странно, как же он здесь очутился?
Стена неожиданно раскрылась, словно диафрагма у фотоаппарата, и оттуда вышел маленький человек в очках и белом халате. Врач, наверное. Наркологическая больница?!
2
Сложнейшие компьютерные системы функционировали в штатном режиме, без перебоев. На экранах дисплеев не отображалось ничего экстраординарного, показатели радиации и температуры за Периметром соответствовали норме для этого времени года.
Станция 57 еще не модернизирована полностью, поэтому приходиться довольствоваться допотопным оборудованием, - компьютерами с клавиатурным вводом и древними манипуляторами типа "мышь". Менее двадцати лет назад техники провели на этой отдаленной Станции оптоволокно, но и подобные технологии уже устаревают. Нейроинтерфейс -- последнее изобретение врачей быстро и настойчиво завоевывает все сферы человеческой деятельности.
Стив Хаген занимает скромную должность лаборанта второго уровня. Дежурство подходит к завершению, и на сердце опять накатывается грусть. Кредитов вечно не хватает, поэтому немногочисленные выходные дни проходят скучно и однообразно. Да, и рабочие будни не отличаются яркими запоминающимися событиями. Стив по своей природе биолог-экспериментатор, пытливый исследователь. В двадцатом веке такого человека называли бы "ботаном", а в девятнадцатом - "Паганелем ", и последнее прозвище ему подходит больше всего. Хагена очень интересует биологическая наука в практическом, прикладном виде. Скучная возня с документами и учебниками не приносит удовольствия. А что может быть хуже работы на устаревшем оборудовании и наблюдении за погодой и другими атмосферными явлениями? Пустыня "Кара-Кум" мало изменилась за последние двести лет, с момента начала наблюдений. Ничего удивительного не происходит, только очаги радиации перемещаются с места на место, да обычный дождь изредка сменяется кислотным. Ни одного нового вида животных, насекомых или птиц, лет двадцать, как не зафиксировано. Тоска смертная!
Детство лаборант помнил плохо. Парень принадлежал к поколению тех детей, которые еще не выращивались в Инкубаторе, но воспитывались по новой правительственной программе -- в Интернате. Такие дети жили отдельно от своих биологических родителей почти с самого рождения. Строгая политика по увеличению рождаемости и воспитанию здорового поколения диктовала жесткие условия. Дети росли оторванными от родителей, многие потомки даже ненавидели своих предков, так как номинальные "мамы и папы" фактически не заботились о собственных чадах, переложив эти функции на всемогущее государство врачей.