Хроника одного полка. 1915 год
Шрифт:
Дрок посмотрел на Рейнгардта и усмехнулся.
– Сашка! – крикнул полковник. Вошёл Клешня. – Налей ему пунша, дай закуски и выведи отсюда, только недалеко.
– Вас сейчас накормят, – перевёл пленному Вяземский.
Клешня взял пленного за локоть и вывел в сени, там усадил в самом дальнем углу, налил стакан пунша и пододвинул тарелку с колбасой.
– Давай, немчура, подкрепись! – сказал он и с другими денщиками стал переносить в светёлку чугунки.
Офицеры ещё обсуждали слова пленного, но уже посматривали в сторону Клешни, как тот накрывает на стол. Это действие длилось не очень долго, всего лишь несколько минут, но они как заворожённые
– Ну что, господа, с праздником! – провозгласил полковник Розен, когда стол был накрыт. – Отец Илларион, начинайте.
Отец Илларион прочитал молитву, и офицеры приступили к обеду.
– Что вы думаете обо всём этом, Аркадий Иванович? – спросил Розен.
– Я думаю, что от каждого свинства надо бы научиться оторвать свой кусок ветчины. Это, Константин Фёдорович, такая восточная мудрость.
– Не темните, Аркадий Иванович.
– Да я и не темню, ваше сиятельство, – промолвил Вяземский. – Конечно, этот студент заслужил расстрела за такое предательство, однако война, ваше сиятельство, как мы уже поняли, далеко потеряла оттенок рыцарства, с которым мы начинали в августе под Гумбинненом. Это уже другая война. Вспомните, как пулемёты выкашивают кавалерию, как на сенокосе… сотнями.
Розен стал печально кивать.
– Разве Белый генерал мог такое предположить? – продолжал Вяземский.
– Да… Михал Дмитрич… хотя он был светлая голова, думаю, он быстро расставил бы всё на свои места.
– Согласен, поэтому генерала Скобелева так все и ценили, не за одну только храбрость… – Вяземский был вынужден прерваться, потому что открылась дверь, и в светёлку вошёл адъютант.
– Прошу! – обратился к нему Розен. – Мы уже обедаем. У вас новости?
– Мимо совершает променад рота пластунов, просятся рядом на ночлег, не будет ли каких распоряжений, господин полковник?
Вяземский вскинул глаза и произнёс:
– Это очень кстати, Константин Фёдорович!
Розен посмотрел на Вяземского.
– Это очень кстати, Константин Фёдорович! – повторил Вяземский.
– Да, да, конечно, пусть у нас переночуют, а заодно и покушают.
– Слушаю, господин полковник, разрешите выполнять? – спросил Щербаков.
– Выполняйте, голубчик. – Розен махнул рукой и посмотрел на подполковника, у того светилось лицо. – Однако вы что-то задумали, батенька, ну-ка поясните!
Деревенский ксёндз отказался выводить односельчан вместе с полком в голое поле.
– Не! Мы пуйджь'eмы до лясу, – сказал он, обращаясь к Розену. – Там кажда роджина м'aе стодоле и там ест м'eйсце для быдла, пан полковник.
– Как знаете, господин ксёндз, землянки в лесу – это хорошо,
Ксёндз подумал и ответил:
– Трафи, не трафи, то тылько бог вье, а ежели быдло змарзнье, то бенджье бардзо зле.
– Ну, как знаете! «Повезёт, не повезёт», – повторил он слова ксёндза. – Вам нужна помощь?
– Помоц потшебна. Гды ващи жолнеже зачнон алярмовачь, нех одразу будзон хлопув, а юж далей я сам с тым порадзэ. Война вшистких нас научила ще зберачь в крутким часе.
– Что в итоге? – спросил Розен.
– Надо, чтобы наши солдаты поднимали по тревоге сельских жителей, там, где стоят, – довёл смысл сказанного Вяземский и спросил: – Объявлять тревогу?
– Объявляйте! И пригласите отца Иллариона.
Отец Илларион отказался уходить с полком и настоял на том, что он останется в селе с незахороненными погибшими во вчерашнем бою. Ни на какие уговоры он не поддался и наотрез отказался от охраны.
– Кого охранять, ваше сиятельство?
Розен был ответом батюшки очень раздосадован, но и рисковать полком не мог.
Сашка Клешня приторачивал к седлу тяжеленное хозяйство – два огромных казачьих вьюка, шитые из воловьей кожи, в них помещался стол полковника. К другому седлу уже висели притороченные ещё два вьюка с гардеробом полковника. Был ещё третий торок с такими же вьюками, в них находился пищевой припас полковника и его винный запас. Первая и третья пара вьюков – самая ценная, и в случае утраты Сашка мог пострадать. Сыромятные торока толстые, грубые, пальцы у Сашки, несмотря на прозвище Клешня, тонкие, нежные, и он еле справлялся. Пальцам было холодно и невмоготу, не по силам, однако помощи ждать было не от кого, и он терпел. Команду собираться по тревоге полковник отдал ещё во время обеда – полку выдвинуться в ночь, и дано на это было полчаса. Через час полк должен был находиться в версте от деревни.
Сашка вязал узлы, терпел боль, но успевал и оглянуться, и каждый раз, когда оглядывался, видел, что по главной длинной улице Могилевицы движутся в противоположные стороны два потока: один поток верхом – драгуны, и они двигались на северо-восток; а другой пешком на северо-запад, ведя на верёвках «быдло». «Быдло» вели «хлопи» с «роджинами»: на подворьях польских крестьян было много крупного и мелкого скота. Только что вывез своё хозяйство соседствовавший с избой полковника Розена крепкий крестьянин Петша. Он одного за другим вывел трёх коней, двух волов, бычка, шесть бурёнок и около десятка овец. Птицу Петша оставил. Петше помогала его «жона» Марыся и старшая «цурка» Барбара – Варварушка, как на русский манер переименовал её Сашка. Они несколько раз уже успели переглянуться через невысокий тын, один раз Сашка даже подмигнул, а Варварушка не отвернулась. Осталось угоститься на двоих семечками и завести разговор.
«Эх, твою мать, – с досадой думал Сашка, – только-только переглядки начались, и вот тебе – тревога, и до семечек не дошло!»
Ветер согнал на сторону тучи, и над широким заснеженным полем повисла яркая луна.
«Будто электричество на Невском!» – подумал Вяземский.
«Аки факел на стенке!» – поглядывал на луну Четвертаков.
– Не заблудишься, Четвертаков? – спросил Вяземский.
– Как же, ваше высокоблагородие, скажете тоже. Коли я заблужусь, так мне в тайгу, домой-то, и вертаться будет заказано, хозяин уважать не станет.