Хроники Амбера. В 2 томах. Том 1
Шрифт:
— Не думаю, — заметил Хуги, — что ты пройдешь до конца, не замочив порток.
— Ты же знаешь, что там за гроза, — прохрипел я. — Будь это обычный дождь, я бы только порадовался возможности напиться.
— Знаю. Насчет мокрых порток — это я метафорически.
Я прорычал нечто непристойное и пошел дальше.
Вид на местность постепенно расширялся. Небо так и крутилось в своем бешеном танце, но освещения вполне хватало. Рассмотрев наконец, что же лежит впереди, я остановился и бессильно обвис, цепляясь за упертый в землю посох.
— В чем дело? — озабоченно спросил Хуги.
Говорить я не мог. Я просто указал на каменистую
— Пустошь? — удивился ворон. — Спросил бы, так я бы давно тебе сказал.
Я издал звук, похожий не то на стон, не то на всхлип, и медленно осел на землю.
Горячечный бред — иначе мое состояние и не опишешь. Сколько я валялся в этом бреду? Не знаю. В какой-то момент я вроде как нашел возможное решение — и ужаснулся.
Мало-помалу звуки близкой грозы и беспрестанное бормотание Хуги вывели меня из ступора.
— Мне столько не пройти, — прошептал я. — Никак, никакой силой.
— Ты утверждаешь, что потерпел поражение, — сказал Хуги. — Ошибка. Привязанности и желания не ведут ни к победам, ни к поражениям. Все это — призраки, иллюзии, порождаемые эго. Я медленно встал на колени.
— Я не говорил ни про какие поражения.
— Ты сказал, что не сможешь добраться до цели.
Я взглянул назад, на исполосованное молниями небо, на неотвратимо надвигающуюся стену грозы.
— Верно, этот путь для меня закрыт. Но если у отца и вправду ничего не вышло, я должен сделать нечто другое. То, на что способен только Бранд — если, конечно же, верить его словам. Я должен создать новый Образ — создать его прямо сейчас, прямо на этом месте.
— Ты? Ты вознамерился создать Образ? Если потерпел поражение Оберон, на что же может рассчитывать человек, едва держащийся на ногах? Нет, Корвин. Смирись, ибо смирение есть высшая добродетель.
Я поднял голову, подобрал валявшийся рядом посох, уперся им в землю. Хуги, так и сидевший на моем плече, взмахнул крыльями и опустился рядом с посохом. Я взглянул настырной птице прямо в глаза.
— Ты не веришь ничему, что я тебе говорю? — спросил я. — Впрочем, не имеет значения. Между нашими воззрениями лежит непреодолимая пропасть. Я понимаю привязанность как проявление скрытой иначе индивидуальности, а желание — как пристрастие этой индивидуальности. Ты с этим не согласен.
Я опустил ладони на колени.
— Если, по твоему мнению, величайшим благом является растворение в Абсолюте, так что же ты тратишь время зря? Почему не летишь навстречунеотвратимому, все приближающемуся Хаосу? Если я потерплю поражение, он станет самым доподлинным Абсолютом. Что же касается меня лично, я буду до последнего своего дыхания пытаться создать Образ, остановить Хаос. Я буду бороться потому, что я есть тот, кто я есть, — человек, который мог быть правителем Амбера.
Хуги опустил голову.
— Да, — ехидно хмыкнул он через секунду, — но сперва ты слопаешь ворона.
Я протянул руку и одним движением свернул ему шею. Стоило бы развести костер, да где там, в такой-то спешке. Хотя Хуги обставил все как добровольное жертвоприношение, трудно сказать, на чьей стороне оказалась моральная победа — я и так собирался его съесть.
Глава 9
…Кассис note 34
Note34
Черносмородиновая наливка.
И фонтаны на площади Конкорд… Улицы вдоль Сены и набережные, насквозь пропитанные запахом старых книг, речным запахом… Запах цветущих каштанов…
Почему это вдруг мне вспомнилась Земля, тысяча девятьсот пятый год, Париж? Может, потому, что я был тогда счастлив, очень счастлив, и теперь цеплялся за прошлое счастье, как за противоядие от неумолимого настоящего? Да, наверное…
Белый абсент, гренадин… Земляника с кремом д'Исиньи… Шахматы в кафе «Регент» с артистками из «Комеди Франсез», что прямо через улицу… Скачки в Шантильи… Вечера в Буа-де-Фурси. на улице Пигаль…
Я твердо поставил левую ногу перед правой, а затем — правую перед левой. В левой, высоко поднятой руке я держал цепочку, на цепочке висел Камень. Высоко — чтобы заглядывать в его глубины, видеть и ощущать появление нового Образа, разраставшегося с каждым моим шагом. Посох я воткнул в землю, обозначил им начало узора. Налево…
Выл ветер, где-то совсем поблизости громыхал гром. Я не ощущал того физического сопротивления, которое приходилось преодолевать в старом Образе. Я не ощущал вообще никакого внешнего сопротивления. Зато собственные мои движения утратили легкость и спонтанность, они замедлились, стали элементами ритуала. И это было во сто раз хуже. Я тратил гораздо больше энергии на подготовку к каждому шагу — на то, чтобы обдумать его смысл, обдумать последовательность движений, приказать себе выполнить это движение, — чем на непосредственное исполнение. Но эта медлительность была необходима; нечто огромное и неизвестное требовало, чтобы я выполнял все свои движения с абсолютной точностью и в темпе адажио. Направо…
…Подобно тому как Образ в Ребме помог мне восстановить утраченную память, этот, еще не созданный, только еще создаваемый мною Образ воскрешал запахи цветущих каштанов, повозок с овощами, тянущихся на рассвете к рынку… В то время я не был влюблен ни в кого конкретно, хотя и встречался со многими девушками — Иветты, Мими, Симоны, их лица неразличимы, сливаются в одно — и в Париже была весна, и цыганские оркестры, и коктейли у Луи… Я вспоминал все это, и сердце мое рвалось из груди в каком-то прустовском восторге, а Время гремело, как колокол… Возможно, именно в этом и был смысл воспоминаний — этот восторг передавался всем моим движениям, обострял мое восприятие, укреплял волю…
Я увидел следующий шаг и исполнил его… Я уже совершил один полный обход, создал периметр своего Образа. Спиной я ощущал грозу. Видимо, она уже поднялась на плато. Небо быстро темнело — на бешеную карусель многоцветного сияния наползали мрачные тучи. Молнии вспыхивали совсем уж рядом, но я не мог отвлекаться, не мог тратить свои силы на управление погодой.
Завершив полный круг, я увидел, что пройденная часть нового Огненного Пути запечатлелась в скальном грунте, мерцает бледным голубоватым сиянием. Но ничего знакомого по прошлому не было — ни искр, ни покалывания в ногах, ни токов, от которых дыбом встают волосы; только огромный, непомерный вес вынужденной, предписанной каким-то законом медлительности, аккуратности каждого шага… Налево…