Хроники Амбера. В 2 томах. Том 2
Шрифт:
— Ба! Только погляди! Твое желание сбылось! — заметил он. Его левый глаз отразил луч света и направил в меня, словно солнечный зайчик. Как я ни щурился, правого глаза разглядеть не удавалось. — Сюда смотри, — указал он.
Я повернул голову. На вершине каменного дольмена стояла табличка «выход», в точности как в театре недалеко от нашего студенческого городка.
— И правда...
— Пойдешь?
— А ты?
— Не вижу надобности, — отвечал он. — Я и сам знаю, что за ней.
— И что же?
— Другая сторона.
— Очень остроумно, — сказал я.
—
— Ты с ними так близко знаком?
Что-то заскрежетало — я не сразу понял, что незнакомец скрипнул зубами. Я двинулся к табличке, желая рассмотреть поближе, что там за ней.
На двух каменных плитах лежала третья, так что получались как бы ворота — довольно высокие, пройти можно. Только темно там что-то...
«Идешь туда, начальник?»
— А почему нет? Это тот редкий случай в моей жизни, когда я чувствую, что незаменим для тех, кто устраивает концерт.
«Я бы на твоем месте слишком не зарывалась...» — начала Фракир, но я уже нырнул под плиту.
Три шага — и я увидел каменный круг, росистую траву, черно-белого незнакомца, дольмен с табличкой «выход» и темный силуэт под ней. Я повернул назад. Снова черно-белый незнакомец на фоне дольмена и темный силуэт в каменном проеме. Я поднял правую руку. Силуэт тоже. Я обернулся. Смутный силуэт напротив стоял с поднятой рукой. Я вышел наружу.
— Мир тесен, — заключил я. — Но мне не хотелось бы его рисовать.
Незнакомец рассмеялся:
— Тебе напомнили, что всякий выход в то же время и вход.
— Увидев тебя, я вспомнил скорее пьесу Сартра note 60 .
— Зло, — отвечал он, — однако философски неоспоримо. Я всегда считал, что ад — это другие. Только не понимаю, чем я тебе досадил.
— А разве не ты заколол женщину тут неподалеку? — спросил я.
— Если бы и я — тебе-то какое дело?
Note60
Сартр, Жан-Поль (1905–1980) — французский философ и писатель. В его пьесе «Нет выхода» ад описан как ярко освещенная комната, куда можно войти, но откуда нельзя выйти.
— У меня странное отношение ко всяким мелочам, вроде ценности человеческой жизни.
— Зря кипятишься. Даже Альберт Швейцер note 61 , при всем своем преклонении перед жизнью, не распространял его на глисту, муху цеце и раковую клетку.
— Ты знаешь, о чем я говорю. Ты или не ты убил женщину на каменному алтаре с полчаса назад?
— Покажи алтарь.
— Не могу, он исчез.
— Покажи женщину.
— Она тоже исчезла.
— Значит, нет доказательств.
Note61
Швейцер, Альберт (1875–1965) — врач, философ, гуманист. Основал больницу в Африке, где бесплатно лечил местное население.
— Мы не в суде, черт возьми! Хочешь говорить, ответь на вопрос, а нет — перестанем сотрясать воздух.
— Я ответил.
Я пожал плечами:
— Отлично. Я тебя не знаю и очень этому рад. Счастливо оставаться.
Я шагнул к тропе, и в то же мгновение незнакомец промолвил:
— Дейдра. Ее звали Дейдра, и я действительно ее убил.
С этими словами он шагнул в дольмен, из которого я только что вышел. Я ждал, что он появится с другой стороны, но этого не произошло. Я повернулся на сто восемьдесят градусов и тоже шагнул под табличку. Через три шага я вышел и увидел себя, выходящего с противоположной стороны. Незнакомец куда-то делся.
— Что ты на это скажешь? — спросил я Фракир, снова направляясь к тропе.
«Дух места? Недобрый дух недоброго места? — предположила она. — Точно не знаю, но, кажется, он из этих же чертовых моделей — и они здесь сильнее.»
Я ступил на тропу и двинулся дальше.
— Ты на глазах начинаешь говорить живее и образней.
«Твоя нервная система — хороший учитель.»
— Спасибо. Если этот тип появится снова и ты заметишь его раньше меня — предупреди.
«Ладно. Но вообще все это место производит впечатление чего-то искусственного. На каждом камне написана частица Образа.»
— Когда ты это поняла?
«Когда ты впервые шагнул под табличку. Тогда я проверяла их на опасность.»
Мы подошли к внутренней периферии круга, и я похлопал по камню — вроде бы настоящий.
«Он здесь!» — внезапно предупредила Фракир.
— Эй! — послышалось сверху, и я поднял голову.
Черно-белый незнакомец сидел на стене и курил тонкую сигару. В руке он держал кубок.
— Ты меня заинтриговал, малыш, — продолжал он. — Как твое имя?
— Мерлин. А твое?
Вместо ответа незнакомец оттолкнулся от стены и, словно в замедленной съемке, опустился передо мной. Разглядывая меня, он сощурил левый глаз. По правой его половине мелкой рябью пробегала тень. Он выпустил клуб серебристого дыма.
— Ты живой, — объявил незнакомец. — Отмечен и Образом, и Логрусом. В тебе кровь Амбера. Каково твое происхождение, Мерлин?
Тень на мгновение разошлась, и я увидел на правом глазу повязку.
— Я — сын Корвина. А ты предатель Бранд, хотя и непонятно, откуда ты взялся.
— Имя — мое, — согласился он. — Но того, во что верю, я не предавал.
— То есть своей гордыни. На дом, семью и силы Порядка тебе всегда было плевать.
Он фыркнул:
— Я с наглыми щенками не спорю.
— Я тоже не хочу с тобой спорить. Как-никак, твой сын Ринальдо — вероятно, мой лучший друг.
Я повернулся и пошел прочь. Бранд ухватил меня за плечо.
— Погоди! Что ты мелешь? Ринальдо еще мальчик.
— Ошибаешься, — сказал я. — Мы примерно одногодки.
Он выпустил мое плечо. Я обернулся. Бранд выронил сигару — она осталась дымиться на дороге — и переложил кубок в правую, теневую руку. Левой он тер лоб.
— Сколько же лет прошло в основной линии...
Под влиянием внезапного порыва я вынул колоду, отыскал Люка и протянул ему.