Хроники Богини
Шрифт:
Правда, поговаривают, что госпожа Микура осталась довольна, так как в новом браке моя мать Нисэра была одарена рождением двух дочерей. Бабушка собрала жителей острова и сказала: «У всего, что происходит, есть две стороны: плохая и хорошая. Боги дают нам понять, что мы должны видеть обе стороны. Давайте же забудем наши печали и посмотрим на хорошую сторону!»
Возможно, она была права. К примеру, Камику разлучили с семьей, она прошла через тяжелые испытания, чтобы стать верховной жрицей, но зато ежедневно ела всякие
«Что же ждет меня в этой жизни?» — размышляла я, шагая, прижав к себе корзинку, навстречу сильным порывам ветра. Мне было страшно: казалось, что меня может сдуть в море, такой я была худой и легкой. К тому же сегодня запах из корзинки был особенно вкусным. Я уже поужинала, но, учуяв запах еды, в животе у меня забурчало. «Сегодня мы с матерью ели только полынь и водоросли — и это еще, можно сказать, нам повезло». Только недавно мать рассказывала про семьи, где были одни старики и где у бедняков есть было совсем нечего: они бродили по берегу разбушевавшегося моря в поисках хоть чего-нибудь съестного.
Сегодня в корзинке, похоже, лежали рисовые моти, приготовленные на пару, наваристый суп из морской змеи и козлятина. Но что-то было не так, как обычно. Рано утром к матери пришла о чем-то поговорить госпожа Микура. Мать с родственницами, несмотря на бурю, пошли к «Знаку» собирать кику — дотронешься до ее плода, и ногти окрашиваются в красный цвет. В детстве мы с Камику часто так развлекались. Я не знала, для чего матери понадобились плоды кику, но, похоже, в корзинке было какое-то особое угощение.
Но думать об этом было не самое подходящее время. Пока я шла, ветер все усиливался. Двери домов были наглухо закрыты: люди были напуганы опасными порывами ветра. Деревья ливистоны и нони, громко шелестя и трепеща, раскачивались на ветру. Было такое неприятное чувство, будто какое-то огромное живое чудище корчится в муках. Даже привычная дорога выглядела совсем по-другому. Разбивающиеся об утес волны будто били по острову — «бум-бум-бум». В такую погоду казалось, что разбушевавшиеся боги спустились на северный мыс и расхаживают по острову. Было ужасно страшно.
Я поспешила к дому госпожи Микура. Перед дверью стояла вчерашняя корзинка, придавленная большим кораллом, чтобы ее не унесло ветром. Я поставила корзинку, которую принесла, и взяла в руки вчерашнюю. Что такое? Корзинка была почти такой же тяжелой, как вчера.
— Это Намима?
Открылась дверь, и появилась госпожа Микура.
— Госпожа Микура, Камику плохо себя чувствует? Похоже, она совсем ничего не ела.
И я указала на корзинку, которая по весу совсем не изменилась со вчерашнего дня. Неожиданно госпожа Микура заулыбалась и произнесла:
— Все хорошо. Не беспокойся понапрасну. Следуй наказу, выбрасывай остатки еды с обрыва. У Камику начались месячные.
Теперь Камику могла рожать детей. Зная, какая судьба ожидает Камику, было с чем ее поздравить, но я остолбенела от удивления. Я подумала, что теперь Камику будет жить в каком-то уже совсем недосягаемом для меня мире. Мне захотелось хотя бы коротко поздравить ее, и я еще некоторое время нерешительно потопталась у хижины, но Камику так и не вышла. Отчаявшись дождаться ее, я зашагала навстречу буре.
— Намима!
Неожиданно из темных зарослей раздался мужской голос. От удивления я чуть не выронила из рук корзинку. Вокруг никого не было. Когда я уже решила, что мне послышалось и это был лишь ветер, снова позвал меня голос:
— Намима, подожди!
— Кто тут?
— Извини, что напугал.
Я по-прежнему никого не видела. Почти все мужчины были в море, на острове оставались только старики, дети и больные. Однако голос явно принадлежал молодому мужчине. Я вглядывалась в темноту, пытаясь разглядеть, кто же там.
— Это я, Махито.
Махито из рода Морской черепахи, старший сын в семье. Махито было шестнадцать лет, и юноши его возраста ходили в плавание, но ему было запрещено. Я растерялась и стояла потупившись. По закону острова разговаривать с членами рода Морской черепахи не разрешалось. Вспомнив, как Махито вместе с женщинами собирал на берегу водоросли и моллюсков, у меня почему-то защемило в груди, и я не сдвинулась с места. Выполнять работу вместе с женщинами было унизительным занятием, но на смуглом лице Махито всегда было выражение решимости — ему во что бы то ни стало надо было добыть пропитание. Его самым большим желанием было накормить свою семью. Я всегда глубоко сочувствовала ему. Я тихим голосом поприветствовала его:
— Добрый вечер, Махито.
Махито вздохнул с облегчением и вышел из темноты. Вероятно, он прятался, беспокоясь, что кто-то может увидеть, как я нарушила закон острова.
— Намима, извини, что тебе приходится со мной говорить. Мы должны быть осторожными, чтобы нам никому не попасться на глаза.
Махито был значительно выше меня ростом, крепкого телосложения, идеально подходящего для моряка. Но он всегда сутулился, чтобы было не так заметно, как он хорошо сложен.
— Махито, не обращай внимания!
— Нет, нет, мы должны быть осторожными.
Махито внимательно огляделся по сторонам. Считалось, что род Махито, род Морской черепахи, был проклят и поэтому изгнан из общины. Правила исключения были очень жестокими. Издавна мужское население острова ходило в море ловить рыбу, помогая друг другу, но тем, кто был исключен из общины, не разрешалось садиться с другими в лодку. Запрет на ловлю рыбы был равнозначен приказу умереть от голода.
— Со мной ведь тоже многие не разговаривают, говорят, что я «нечистое существо», — пожаловалась я.